И Сакару и Яшаю своего хлеба хватает лишь до рождества. Сакар осенью и зимой охотится, Яшай осенью корчует сосновые пни, разделывает кряжи, а зимой жжет уголь, гонит смолу и скипидар. Уголь он возит в Казань, а самый прибыльный товар — скипидар — забирает Чужган. Хочешь не хочешь, а отдашь — ведь Чужган платил за разрешение поставить смолокурню, теперь надо расплачиваться.
Всю зиму напролет мучаются на этой смолокурке Яшай с дочерью, а заработка за год всего сто рублей. Из этой сотни и за билет заплати, и лесника угости…
Стройные, как свечи, элнетские сосны обогащают лишь купцов Пинериных, Булыгина, хозяина стекольного завода Хохрякова и прочих толстосумов. Каждую весну Пиперины сплавляют вниз сотни плотов. Булыгин тысячами саженей вывозит древесину. Дымящий круглые сутки своими двумя большими трубами завод Хохрякова за час пожирает целый воз дров. Каждый год Хохряков покупает лес на сотнях делянок. Строевой лес он перепродает лесопромышленникам, которые сплавляют его по Элнету на Волгу, дрова вывозит на завод. Напилишь на делянке поленницу аршинных дров, платит тридцать копеек, доставишь своей лошадью дрова на завод, накидывает еще столько же.
Мужики, которые подрались с Сакаром на дороге, валили лес для Хохрякова и теперь везли на делянки хозяйского приказчика Филиппа Афанасьевича принимать работу. После приемки на делянке дрова повезут на завод. А чтобы у Филиппа Афанасьевича сажень вдруг не стала длиннее, его немножко подпоили. Конечно, и сами при этом хлебнули.
Кучер, сидевший на облучке кошевки, никак не мог забыть полученный им от Сакара крепкий пинок и все упрекал приказчика:
— Эх, Филип Опанасыч, чего ж ты не стрелял! Пистолет-то при тебе?
— А зачем мне стрелять, он меня не трогал. Если тебе попало, сам виноват, не поддавайся.
— Ах, Филип Опанасыч, откуда ж мне знать, что он меня ногой… Кабы знал, тогда, конечно… Вот, видишь, какой у нас народ: этот черт меня бил, и хоть бы кто вступился…
— Ты, Степан, на него в суд подай. Тогда в другой раз будет уважать старших и дорогу уступать.
— А ты, Филип Опанасыч, пойдешь свидетелем?
— У тебя и так трое свидетелей, а я тебе напишу прошение.
— Вот спасибо, вот спасибо… Только ведь я этого парня не признал. На кого подавать-то? Эй, Спиридон, чей это парень был? — крикнул ямщик, обернувшись к задним саням.
— Охотник Сакар, из Кудашнура! — ответил приземистый мужичок.
— Сакар?
— Он самый.
— Ну, Филип Опанасыч, — вновь обратился кучер к приказчику. — Этот Сакар — самый настоящий злодей. Самое место ему в тюрьме.
— Это уж что суд присудит, — ответил приказчик. — Может, и в тюрьму запрячет.
— Эй, Степан, гляди, куда едешь! — закричали с задних саней.
Степан чуть было не проехал поворот на делянку. Он резко потянул за левую вожжу и свернул в лес на узкую, еле заметную дорогу. Спиридон и его товарищи повернули за ним.
5
А Чачи все думала о Сакаре.
Говорит ли с отцом, выгребает ли уголь, сливает ли скипидар, собирает ли смолу — никак не идет с ума тот парень, что помог ей на лесной дороге.
«Эх, глупая, — корит себя девушка, — и чего не спросила, откуда он, как зовут…»
Сакар представляется Чачи богатырем Нончыком.
Сказку о Нончыке рассказывал осенью один мужик, нанимавшийся на смолокурню рубить дрова. Очень интересная сказка!
«Давным-давно, в прежние времена жили старик со старухой. Детей у них не было.
Один раз месила старуха тесто на лапшу. Старик ей и говорит: «Нету у нас с тобой, старуха, детей, слепи ребеночка хоть из теста». Послушалась старуха и слепила из теста куклу. Положила она эту куклу на печку, и вдруг кукла ожила. Обрадовались старик и старуха, нянчат куклу, как самого настоящего ребеночка.
Назвали ребеночка Нончык[6].
Стал Нончык расти, как на дрожжах, не по дням, а по чдсам. Прошло всего три дня, а он так вырос, что по виду дашь ему три года. Прошло шесть дней, а он уже вроде бы шестилетний мальчишка. А через девять дней таким стал, что все только удивляются. Выйдет Нончык на улицу поиграть, возьмет кого-нибудь за руку — руку оторвет, схватит за ногу — ногу сломает. Рассердились соседи на старика и старуху, стали их бранить.
Тогда старик и старуха говорят Нончыку:
— Сынок, ты поди сходи в лес, там живут Дуб-богатырь и Сосна-богатырь. Вот с ними и поиграй.
— Ладно, — отвечает Нончык, — только дайте мне железный кистень.
Пошел старик в кузницу. Там ему выковал кузнец трехпудовый железный кистень.
Взглянул Нончык на трехпудовый кистень и говорит:
— Нет, не годится, мал очень.
Выковал кузнец шестипудовый. Взял Нончык шестипудовый кистень одной рукой, подбросил и говорит:
— И этот не годится, легкий очень.
Тогда выковал кузнец девятипудовый кистень. Взял Нончык его и говорит:
— Вот этот мне по руке.
Попрощался Нончык с отцом-матерью и пошел в лес.
Идет Нончык по дороге, догоняет богатыря.
— Кто ты такой, куда идешь? — спрашивает Нончык.
— Я — Дуб-богатырь, — отвечает путник. — А иду я в город, что стоит за темным лесом. Повадился туда летать и пожирать людей страшный опкын[7]. Хочу я его поймать и убить.
— Возьми меня с собой, — говорит Нончык.
— Пойдем, — ответил Дуб-богатырь.
Идут они дальше, идут, догоняют еще одного богатыря.
— Кто ты такой? Куда идешь? — спрашивают они его.
— Я — Сосна-богатырь. А иду в город, что стоит за темным лесом. Повадился туда летать и пожирать людей страшный опкын. Хочу я его поймать и убить.
— И мы туда же идем, — говорят Нончык и Дуб-богатырь.
— Ну что ж, ладно, — отвечает Сосна-богатырь, — пойдем вместе.
Шли они, шли, прошли темный лес. А за лесом, невдалеке, виднеется красивый город.
— Вот здесь остановимся, поставим шалаш и будем ждать опкына, — сказал Сосна-богатырь.
— Ладно, — согласились Нончык и Дуб-богатырь.
Поставили они на краю темного леса шалаш и поселились в нем.
В первый день караулить опкына пошли Дуб-богатырь и Нончык, а Сосна-богатырь остался готовить обед.
Сосна-богатырь поймал годовалого бычка, зарезал, бросил в котел вариться.
Когда похлебка сварилась, откуда ни возьмись к шалашу явился опкын-людоед: сам с локоть, голова с пивной котел, борода в сажень.
— Обед отдашь или жизнь отдашь? — спросил опкын и так взглянул на Сосну-богатыря, что тот задрожал от страха.
Одним глотком выхлебнул опкын весь котел, проглотил целого бычка и ушел.
Сосна-богатырь опомнился немного от страха, поймал еще одного бычка и принялся варить новую похлебку.
Не успела еще закипеть вода в котле, как вернулись Дуб-богатырь и Нончык.
— Что, обед еще не готов? — удивился Дуб-богатырь.
— Скоро сварится, — ответил Сосна-богатырь, а про опкына он даже не заикнулся.
На другой день остался варить обед Дуб-богатырь. Поймал он двухгодовалого бычка, стал варить похлебку.