Как вообще поверяется святость подвижника и истинность его откровения? Важнейший и деликатнейший вопрос в любой религии. Настолько важный и деликатный, что в некоторых христианских церквах он решается с явной оглядкой на политическую конъюнктуру. Сам Сведенборг всегда уклонялся от споров на эту тему. Он считал, что лучшим доказательством истинности его учения служит его жизнь. И утверждал, что Господь вел его к познанию небесных тайн уже с детских лет, а в молодости — через изучение естественных наук, поскольку между физическим и духовным измерениями бытия существуют определенные соответствия и духовное знание основывается на знании законов природы. Но этот внешний, для всех видимый жизненный путь Сведенборга от ученого к духовидцу имел еще и внутренний, скрытый от посторонних взоров образ, свой духовный фокус, каковым является жизненный перелом 1743–1744 годов, когда Сведенборг внезапно обнаружил в себе способность духови-дения. На первых порах Сведенборг, живший тогда в Голландии, переживал какое-то смятение чувств, внезапные перемены настроения, по ночам его преследовали кошмары. Порой он даже чувствовал, как какая-то сила носит его по комнате. Это время Сведенборг позднее назовет «этапом подготовки и искушения».
Кульминацией непрерывно нараставшего кризиса стало явление Сведенборгу Спасителя, случившееся в ночь на 7 апреля 1744 года. В своих записках Сведенборг сообщает, что в тот день он лег спать около десяти часов вечера и спустя некоторое время вдруг почувствовал, что его захлестнула «могущественная сила, исполненная святости». Он упал на пол ничком и, сложив руки, стал молиться: «О, всемогущий Господь Иисус Христос, пришедший по милости Своей к столь великому грешнику, сделай меня достойным Твоей благодати!» «Пока я так молился, — продолжает Сведенборг, — всесильная рука сжала мои пальцы, и я увидел Его воочию. Этот лик был исполнен божественной силы, и его невозможно описать в словах…» На следующий день, проснувшись, Сведенборг спел старинный шведский гимн, славящий Христа, и долго молился, прося Господа простить его маловерие и гордыню. «Из-за своего глупого умствования я забыл о смирении, которое основа всему», — гласит последняя строчка в этой дневниковой записи.
Вместе с этим откровением к Сведенборгу пришло совершенно новое видение жизни и даже новый способ дыхания — Сведенборг называет его «обратным» или «внутренним», указывая, что оно соответствует состоянию эмбриона в материнском чреве (интересно, что подобным же образом описываются высшие медитативные состояния в йоге и китайском даосизме). Внешне же образ жизни Сведенборга, по-видимому, не претерпел каких-либо заметных перемен. Сведенборг до конца оставался вежливым, в меру светским, излучавшим искреннее добродушие и покой человеком. Он сам неоднократно предупреждал об опасностях кабинетного уединения, которое служит источником «безумного себялюбия».
О событиях, связанных с данным Сведенборгу откровением, мы узнаем из его «Духовных опытов», своеобразного духовного дневника, который Сведенборг начал вести за несколько месяцев до перелома[9]. В этом дневнике Сведенборг рассказывает главным образом о своих снах. В отличие от всех опубликованных произведений Сведенборга, которые написаны на латыни — универсальном языке ученых того времени, — эти записи сделаны наспех по-шведски и явно не предназначались для печати. Чудом уцелевшие, они были случайно обнаружены спустя почти сто лет после смерти Сведенборга.
Содержание дневника дает редкую возможность вдуматься в глубинный смысл сновидений и притом рассмотреть их в определенной последовательности, которая указывает, возможно, на некий путь духовного познания, внутреннего созревания души. Сны, писал Сведенборг, осмысливая свой духовный путь, «ведут нас к определенному концу, как если бы они направлялись кем-то, о чьем существовании мы не знаем». Та же тема определенной направленности сновидения — точнее сказать, обратного течения времени во сне — служит отправной точкой рассуждений о. Павла Флоренского о природе, духовного опыта в его известной работе «Иконостас». Как ни оценивать это утверждение, трудно оспорить тот факт, что именно во сне нам открывается чуткость духа, недоступная наяву, и что всякое внутреннее прозрение, самое чувство подлинности жизни даются нам как бы во сне, то есть тогда, когда мы свободны от своей субъективности. Недаром решительно все культурные традиции человечества утверждают нераздельность сна и откровения, сна и творчества, сна и духовного пробуждения. Ибо, поистине, не бывает пробуждения без сна. Конечно, сон или грезы не отменяют присутствия некоего «я», но они внушают чувство относительности наших представлений о себе и тем самым побуждают к духовному освобождению, принятию чего-то «иного». Жизнь должна быть постигнута как сон наяву. Она должна предстать прозрачной. Речь идет о реальности символической, прозреваемой внутренним, духовным видением; реальности, являющей собой, как само небо, безусловную открытость сердца зиянию бытия, встречу неопределенности человека с неопределенностью мира. Попытки, часто неосознанные, спроецировать это поистине небывалое, «невозможное» — но совершенно неотвратимое в самой своей невозможности — состояние на план физического восприятия, ведет к забвению духовных истоков культуры и торжеству профанной, невыносимой в своей безграничной пошлости жизни.
9
В дальнейшем изложении использованы материалы из «Духовных опытов» и комментарии к ним, предоставленные мне свящ. Д. Роузом, за что я выражаю ему искреннюю благодарность.