«Талант достигает цель, которую никто не может достичь; гений – ту, которую никто не может увидеть» (А. Шопенгауэр).
В шахматной интуиции Карлсена нет ничего мистического. Его способность мгновенно видеть лучший ход, лишь взглянув на доску, настолько же «сверхъестественна», как и ваша способность с ходу отличить белого ферзя от черной пешки, то есть распознать цвет и форму фигуры. У гениев есть свои мысленные ярлыки, которых нет у большинства из нас, и они оттачивают их тысячами часов практики, становясь мастерами.
Когда позиции в шахматах усложняются, полезность заготовленных тактик и точность мысленных ярлыков снижаются. Гроссмейстеры, как и любые другие игроки, начинают просчитывать ходы один за другим. Иными словами, привычка, интуиция и системное мышление идут рука об руку.
Схожий опыт мы переживаем и в повседневных спорах: чаще всего Система 1 сразу «делает ход». Затем, если обсуждение затягивается и делается запутанным, она дожидается Систему 2 с ее неторопливыми рассуждениями, чтобы объяснить следующий ход. Иногда они встречаются в одной точке, а иногда ведут себя как те самые лошади, которые тянут колесницу в разные стороны. Наши попытки найти баланс между ними – то есть между скоростью и точностью – самая благодатная почва для произрастания логических ошибок.
Смерть Homo economicus
Все это прекрасно, но при чем тут Нобелевская премия по экономике, которую получил Канеман?
До недавнего времени экономическая наука строилась на гипотезах, весьма далеких от реальной человеческой психологии. При этом экономисты XX века вовсе не были более невежественными, чем литераторы и психологи XIX века. Чтобы понять, почему экономисты так отстали, вернемся к истокам современной экономики.
«Не от благожелательности мясника, пивовара или булочника ожидаем мы получить свой обед, а от соблюдения ими своих собственных интересов»{19}. Тезис, который Адам Смит выдвинул в 1776 году, сводился, грубо говоря, к следующему: дай людям свободу – и они не побегут заниматься благотворительностью, а возьмутся отстаивать свои интересы. Но это не беда, поскольку таким образом «невидимая рука рынка» направит к процветанию не только их самих, но и все общество в целом.
Иначе говоря: личная свобода + личная выгода = общественное благоденствие.
Во времена Смита государство обладало монополией во всех сферах – и повсюду создавало удушающее давление. Например, заморские колонии европейских сил не имели права торговать не то что с другими странами – между собой: все, что они отправляли, шло в определенный европейский порт. Было строго предписано, какой товар по какой цене продавать и кому. Всё вне этих границ считалось черным рынком. Нам, выросшим в условиях свободного рынка (худо-бедно функционирующего), поистине сложно представить те дни.
Итак, Адам Смит смотрит на этот вопрос через лорнет либерализма – вернее, он сам и сконструировал этот лорнет. Любопытно, что он вовсе не считал человека эгоистичным животным, преследующим – и обязанным преследовать – лишь собственные интересы. В самом деле, темой «Теории нравственных чувств», написанной им несколькими годами ранее, были психологические факторы, которые влияют на наш выбор, а также справедливость и попытка разобраться, что движет нашей готовностью помогать другим.
За 150 лет до Фрейда Адам Смит описал Суперэго, выдвинув понятие «внутренний человек» (inner man). Это было результатом изучения наших попыток найти баланс между интересами и идеалами. Но если так, что же должно было произойти, чтобы экономисты забыли эти сложные, нюансированные взгляды?
Не забыли, конечно. Однако вместе с приходом неоклассицизма в конце XIX века экономисты, как и все прочие, ощутили давление: побольше научности! Иными словами, они были вынуждены создавать модели, которые походили бы на естественно-научные, имели практическую пользу и позволяли строить прогнозы.
● Как изменятся цены при дефиците пшеницы?
● Если мы будем сдерживать цены, дефицит уменьшится или увеличится?
● Каков наилучший способ финансировать войну?