Получается, что оспу можно было бы считать эндемическим преимущественно детским заболеванием. Однако где-то раз в поколение она вспыхивала серьезной эпидемией, поражавшей все население. И это тоже объясняется иммунологической динамикой. Поскольку не каждому ребенку доводилось переболеть оспой, со временем количество взрослых и подростков, не имевших к ней иммунитета, возрастало. К тому же на раннем этапе Нового времени в европейских городах царила настолько нездоровая обстановка, что численность их населения поддерживалась и прирастала лишь за счет массового притока людей извне: крестьян, потерявших землю и отправившихся на поиски заработка, беженцев, спасающихся от неурожаев или войны, трудовых мигрантов, – все они были уязвимы для вируса оспы. То есть оспа была эндемичной, из года в год никуда не исчезала, отлично чувствовала себя в затхлых каморках и тесных мастерских, но постепенно «горючего вещества» накапливалось столько, что от случайной искры вспыхивала целая эпидемия.
Точное число людей, погибших от оспы в Европе XVIII в., неизвестно. Однако считается, что в том столетии только одна она стала причиной десятой части всех смертей среди европейского населения и трети смертей среди детей в возрасте до 10 лет. Вдобавок к этому она изуродовала оспинами половину взрослого населения и была главной причиной слепоты. По приблизительным подсчетам, из-за оспы ежегодно погибало около полумиллиона европейцев. Масштабы бедствия были таковы, что каждый год на протяжении всего XVIII столетия количество людей, умерших от оспы, было сопоставимо с населением крупного европейского города.
Именно поэтому английский политик и историк XIX в. Томас Маколей метко назвал оспу «самой страшной из всех приспешниц смерти». Он писал:
Чума производила опустошение в стране быстрее, чем оспа. Но, на памяти тогдашних людей, чума только раз или два посещала наши берега; а оспа была между нас безотлучно, наполняя кладбища могилами, муча постоянным страхом тех, кого еще не поражала, оставляя ужасающие следы своей силы на тех, жизнь которых пощадила, превращая малютку в урода, от которого отворачиваются глаза матери, делая глаза и лицо невесты ужасом влюбленному жениху[13]{28}.
Поскольку оспа, как и грипп, передавалась по воздуху, она не питала особого пристрастия ни к беднякам, ни к какой-либо другой группе населения. От оспы страдали даже богатые аристократы и члены монарших семей, например французские короли Людовик XIV (1647) и Людовик XV (1774), Вильгельм II Оранский (1650), российский император Петр II (1730) и император Священной Римской империи Иосиф I (1711).
Оспа даже стала непосредственной виновницей смены правящей династии в Великобритании, уничтожив дом Стюартов. Его последний наследник, 11-летний принц Уильям, умер от оспы в 1700 г. В результате в стране начался кризис престолонаследия, который в 1701 г. разрешил Акт об устроении, запретивший передачу престола католикам, и корону унаследовала Ганноверская династия.
Несмотря на повсеместную распространенность оспы и страх, который она внушала, общество воспринимало эту болезнь совсем не так, как чуму. Оспа не провоцировала массовой истерии, бунтов, поиска виноватых и отравителей, религиозного безумия. И тому есть очевидные причины. В отличие от чумы, оспа не появлялась внезапно и непонятно откуда, не заставала население врасплох. Она выбирала мишенью своей ярости не молодежь и не людей средних лет, которые были главной экономической опорой семьи и общества. Поскольку оспа была вездесуща, ее считали почти «нормальным» явлением, как и другие привычные болезни, в первую очередь представлявшие опасность для младенцев и детей. Каждый так или иначе был с оспой знаком – лично или по опыту переболевшей родни. Поскольку на память переболевшим оставались оспины, добрая половина людей на улицах были рябыми. Эта болезнь стала настолько привычным явлением, что породила своеобразный фатализм: перенесенная оспа считалась неотъемлемой частью ритуала взросления. На волне подобных настроений некоторые родители намеренно подвергали своих здоровых детей заражению легкой формой оспы, надеясь, что в будущем это убережет их от более серьезной опасности.
28
Thomas Babington Macaulay, The Complete Works of Lord Macaulay, vol. 8 (Boston: Houghton, Mifflin, 1900), 272