Новое руководство страны не только отменило многие реформы и инициативы, начатые Н.С. Хрущевым, но и осуществило подрыв его авторитета. Хрущев был обвинен в «волюнтаризме», «субъективизме» и провалах идеологии. На заседании Политбюро 10 ноября 1966 г. Л.И. Брежнев заявил, что предыдущим лидером в идеологической сфере «было допущено не меньше ошибок, чем во всех областях, а даже больше. И самое главное, что эти ошибки не так просто, как некоторые другие, нам исправить». М.А. Суслов вторил генсеку: «Когда стоял у руководства Хрущев, нанесен нам огромнейший вред, буквально во всех направлениях, в том числе и в идеологической работе. Мы обманывали, развращали интеллигенцию, решали в ЦК одно, все соглашались, в том числе и он (Хрущев. — Ф.С.) соглашался, а выходил к интеллигенции или куда-то на другую широкую аудиторию — говорил совершенно другое, противоречащее тому, что было принято в коллективе». Выступил на совещании и Ю.В. Андропов, который отметил «совершенно ничем не обоснованный провал в теории»[220], возникший в СССР. Позднее, в 1971 г., на совещании в преддверии XXIV съезда партии секретарь ЦК КПСС П.Н. Демичев еще раз обвинил Хрущева, что тот «расшатал… идейную сферу»[221].
Особенно опасным «деянием» Н.С. Хрущева новые власти признали развенчивание И.В. Сталина. В 1965 г. заведующий Отделом пропаганды и агитации ЦК КПСС В.И. Степаков сообщил «наверх», что во время встреч с партийными активистами «почти во всех аудиториях поднимался вопрос о необходимости объективной оценки роли и деятельности И.В. Сталина… Подчеркивалось, что критика деятельности И.В. Сталина нанесла ущерб идейной закалке народа, воспитанию молодежи, а также развитию международного коммунистического движения»[222]. Председатель Комитета по печати при Совмине СССР Н.А. Михайлов в январе 1966 г. писал в ЦК, что особую опасность представляли произведения литературы, критиковавшие культ личности Сталина, так как «они способны дезориентировать молодежь и внушить ей неправильное отношение к идеям компартии»[223]. Ю.В. Андропов на совещании в ноябре 1966 г. отметил, что в сталинский период «была партия, был советский народ, столько проведено созидательной работы, а мы об этом периоде толкуем вкривь и вкось, а за нами повторяют в социалистических странах, и не только повторяют — наши враги используют это против нас»[224]. В 1971 г. Л.И. Брежнев заявил, что «XX съезд перевернул весь идеологический фронт… Там говорилось не столько о Сталине, сколько была опорочена партия, вся система»[225].
В партийной пропаганде появились противоречивые оценки культа личности И.В. Сталина, порождавшие у граждан СССР непонимание, какая из них теперь является «правильной». В начале 1966 г. люди интересовались, «не собирается ли ЦК КПСС внести ясность в оценку деятельности Сталина на XXIII съезде партии?» В том же году, уже после съезда, ситуация по-прежнему оставалась неясной, так как звучали вопросы: «В какой степени можно пользоваться в пропагандистской работе трудами И.В. Сталина?», «Какие были допущены ошибки в разоблачении культа личности Сталина?»[226].
Вторым фактором «подрыва устоев» было усиление воздействия на население страны альтернативных источников информации. В 1960-х гг. в Советском Союзе, как и во всем мире, существенно расширился «поток информации». Видный советский идеолог Г.Л. Смирнов называл эту ситуацию «взрывом информации», который «гигантски увеличил» ее объем в руках общества. В результате повысилась «альтернативная» информированность советских граждан о событиях, происходивших в стране и мире, в том числе об усилении «идеологической борьбы на международной арене». Пресекать интерес людей к «альтернативным» источникам было непросто, ведь последние восполняли дефицит информации[227], которым страдала советская пропаганда, и граждане страны вольно или невольно «тянулись» к ним.
В первую очередь к таким источникам относились зарубежное радио[228], газеты и журналы[229]. Вещание Би-би-си на русском языке началось в 1946 г., «Голоса Америки» — в 1947 г.[230] Хотя передачи зарубежных радиостанций в СССР «глушили», происходило это в основном в больших городах, и первые достигали пригородов, городов с населением меньше 500 тыс. чел. и сельскую местность[231]. Постоянно росла техническая доступность зарубежного радио — если в 1950 г. только 2 % жителей СССР имели доступ к приемникам с коротковолновым диапазоном, а к 1980 г. — уже 50 %[232].
223
227
РГАНИ. Ф. 5. Оп. 33. Д. 216. Л. 14; Там же. Ф. 104. Оп. 1. Д. 28. Л. 1,6; Там же. Д. 35. Л. 20; Там же. Д. 41. Л. 8; РГАСПИ. Ф. 614. Оп. 1. Д. 27. Л. 6.
229