Снизился авторитет старшего поколения, которое оставалось главным носителем традиций и «коммунистических идеалов». В 1960-х гг. проблема «отцов и детей», актуальная всегда, приобрела новое звучание и большую значимость. Известный литературный критик С.Б. Рассадин в статье «Шестидесятники», опубликованной в журнале «Юность» в декабре 1960 г., писал: «Молодые люди тридцатых годов отличаются от современного поколения не только внешне, не только по костюму. Действительно, «шестидесятники» многое приобрели. Но скажите: не утрачено ли ими то бескорыстие, та моральная чистота, та удивительная принципиальность»[310]. (Отметим, что автору статьи самому было только 25 лет). Эта статья подверглась критике со стороны официоза за то, что автор якобы противопоставил детям отцов. Однако представители молодого поколения поддерживали мнение Рассадина. Поэт В.Н. Корнилов посвятил ему, своему другу, стихотворение «Отцы и дети», в котором в уста отцов были вложены такие слова: «Мы стояли насмерть за идеи / Вы стоите — за самих себя», а дети отвечали им: «Хватит с нас идей и медных фраз… / Хватит скопа. Дайте в одиночку / Наглотаться воли и любви»[311].
На менталитет молодежи повлияла новая тенденция в воспитании, которая получила название «педагогика счастья» — воспитание детей с основным упором на удовлетворение материальных запросов[312]. Кроме того, по выводам Б.М. Фурсова, «отцы и матери «непоротого» поколения, уберегая своих детей от тяжести и грубости времени, скрывали мерзкие стороны жизни, спасая тем самым юные души от слишком ранних конфликтов с окружающей жизнью»[313]. Такое воспитание воспринималось некоторыми людьми отрицательно: «Сейчас зачастую бабушки и мамочки подают по утрам в постель своим любимым чадам какао, пирожное, апельсинчик и другие деликатесы», в итоге чего растет «изнеженный птенец»[314]. Как печальный итог нового типа воспитания, приводились слова одного учителя из его письма, направленного в советскую прессу: «Дети растут все хуже, все вольнее»[315]. Соответственно, и отношение их к жизни, обществу и старшему поколению становилось более «индивидуалистским» (что сочеталось с изменением самой парадигмы семьи в сторону индивидуализма).
В свою очередь, власти недопонимали изменения, происшедшие в молодежной среде. Как писала Э. Мицкевич, «важный фактор был прискорбно недооценен советскими лидерами — смена поколений»[316]. Так, в августе 1965 г. первый секретарь ЦК ВЛКСМ С.П. Павлов сообщал в ЦК партии, что на страницах журнала «Юность» царит «прямой идейный брак»: «Место корчагинцев, молодогвардейцев, героев, одухотворенных пафосом революционной борьбы, занимают политически аморфные персонажи, несущие в своей основе элементы скепсиса, нигилизма, неудовлетворенности жизнью и духовной слепоты». Он возмущался, что «вместе с легким, динамично-бездумным диалогом в утвердившуюся на страницах журнала «юношескую» повесть приходит опустошенный молодой скептик, пустоцвет, поглощенный своими малозначительными переживаниями». Очевидно, что лидер комсомола не понимал (или не хотел понимать) изменение мировосприятия молодежи, отход ее от пафоса революционных идей. С.П. Павлов сделал вывод, что «затянувшаяся инфантильность, беспомощность героя, детский эгоизм и непомерность претензий в миру объективно ведут к негативным позициям в оценке общественных и политических явлений в жизни страны»[317]. Такие выводы звучат на первый взгляд правильно — отмечены и продлившиеся границы молодости, и повышение критичности молодежи, но фактически видно нежелание разобраться в причинах того, почему молодежь изменилась.
Со стороны «идеалистов» звучали призывы усилить воспитательную работу. Доцент П.Л. Червинский писал М.А. Суслову, что «человек коммунистического общества должен отличаться не анархической, разнузданной, разболтанной натурой — что хочу, то и делаю, как думают и поступают многие юноши, а наоборот, он должен быть дисциплинированным внутреннее и внешне, свято сохранять правила общественного порядка, [быть] кристально честным и порядочным во всем, трудолюбивым, опрятным, экономичным, лишенным эгоизма, чистоплотным, патриотизм должен быть развит в нем до самопожертвования и фанатизма». Червинский был убежден, что «если мы воспитаем такое поколение, тогда победа коммунизма на земле будет обеспечена». Кроме того, он считал, что мораль имеет приоритет над знаниями: «Пусть школьник лучше не знает, в каком веке царствовал царь Дарий, но хорошо знает правила общежития и личного поведения в любой обстановке… Предмет социалистической морали нужен нам в школах как воздух». Другие сторонники идеалов сетовали: «Для воспитания молодежи очень нужна книга [о том], как вести себя — но где ее купить?»[318] Очевидно, «идеалисты» не осознавали, что проблема состояла не столько в нехватке «воспитательных книг», сколько в изменившемся менталитете нового поколения.
312
РГАНИ. Ф. 5. Оп. 73. Д. 248. С. 4;