Далее в записке был сделан вывод, что «в наглядной агитации порой допускается политическая небрежность». В механическом цехе Минского завода «Ударник» на стенде «Наша цель — коммунизм» были помещены исключительно фотографии бракоделов. В Херсоне на ул. Ушакова красочное панно «За власть Советов!» укрепили на трансформаторной будке таким образом, что ниже бросалась в глаза надпись: «Осторожно! Высокое напряжение!», а в морском порту убогий склад с оббитой штукатуркой был украшен лозунгом «Слава КПСС!» (Такие факты могли рассматриваться почти как «идеологическая диверсия». — Ф.С.)
Безграмотность и формализм проявились в содержании плакатов, размещенных на заводах в Новосибирске и Херсоне: «Вноси красоту в жизнь и быт»; «Не бей, не топчи, не режь вещи. Этим ты наносишь ущерб государству»; «Работать строго по ПК — главная задача цехов заготовительного производства» («при этом ни рабочие, ни начальник цеха и парторг не смогли объяснить, что же такое ПК)»[440].
Слабой была и устная пропаганда. С одной стороны, большинство ее мероприятий было относительно кратким по времени — агитационные акции и политинформации длились в среднем 15–20 минут, лекции — 1 час[441], что было несомненным плюсом, принимая во внимание тягу советских лидеров и чиновников к многочасовым докладам. С другой стороны, многие активисты, которые должны были вести устную пропаганду, уклонялись от своих обязанностей либо выполняли их чисто формально. Опрос, проведенный в Таганроге в 1968–1970 гг. показал, что лекции и политинформации давали жителям этого города только 3,9 % всей полученной ими информации[442].
Одной из серьезных проблем советских СМИ был дефицит информации, выражавшийся в том числе в замалчивании определенных событий (прежде всего, неприятных или неудобных для власти[443]) или в запаздывании информации о них. Советская пропаганда, как правило, обходила «острые вопросы». Даже если ее не всегда можно было обвинить во лживости, то как минимум присутствовала однобокая трактовка и «передергивание» фактов, лакировка действительности, а также излишний, надоедливый, ложный пафос[444], который затенял реальное положение дел.
Многие работники системы пропаганды и партийные активисты имели слабую теоретическую подготовку, обнаруживая, по мнению ведущего советского идеолога Г.Л. Смирнова, «неведение… тонких нюансов» этой деятельности. В декабре 1965 г. на встрече с редактором журнала «Агитатор» М.С. Курьяновым председатель идеологической комиссии ленинградского предприятия «п/я № 609» Шуб отметил, что в СССР «агитируют не те люди, которые должны агитировать». В 1966 г. в Свердловском районе Москвы было выявлено, что лекторы и пропагандисты «давали консультации и лекции на низком уровне». На выборах в Советы, состоявшихся в феврале 1969 г., деятельность агитаторов имела «формальный характер и не отвечала требованиям политической работы среди избирателей». По состоянию на октябрь 1970 г. группы политинформаторов, созданные в ряде партийных организаций Москвы, были крайне малочисленными и не могли «обеспечить своевременную политическую информацию своих коллективов»[445].
Уровень образования пропагандистов снизился. Так, в 1966 г. в Оренбургской обл. более половины их имели только среднее или даже незаконченное среднее образование. Аналогичная ситуация наблюдалась и в журналистской среде: большинство литературных работников районных и городских газет имело среднее или еще более низкое образование, и очень мало кто из них обладал журналистской или хотя бы близко примыкающей к ней специальностью (среди сотрудников газет были агрономы, инженеры). Стремление завлечь в ряды пропагандистов более квалифицированных людей было одной из причин того, что от партийных органов регулярно поступали предложения о моральном стимулировании пропагандистов вплоть до присуждения им звания «Заслуженный деятель культуры» либо введения звания «Заслуженный пропагандист»[446].
Кроме того, пропагандисты сами страдали от дефицита информации, которую не были способны восполнить ни семинары и инструктивные доклады, проводившиеся партийными структурами, ни материалы прессы, включая газету «Правда». Главный редактор журнала «Политическое самообразование» А.С. Вишняков в апреле 1965 г. сообщал в ЦК КПСС, что «пропагандистские работники, к которым рабочие и крестьяне обращаются с… вопросами, испытывают иной раз немалые трудности… Создается ненормальное положение: люди ждут аргументированных ответов на тот или иной жизненный вопрос, который волнует их, а пропагандисты и агитаторы нередко уходят от таких вопросов. Этим пользуются отсталые элементы, распространители слухов». Конкретные проблемы, которые интересовали людей и на которые пропагандисты не могли ответить, включали в себя, например, «недостатки в развитии литературы и искусства»[447], что было тревожным сигналом, особенно в условиях роста критических настроений среди творческой интеллигенции.
444
РГАНИ. Ф. 5. Оп. 60. Д. 39. Л. 13; РГАСПИ. Ф. 614. Оп. 1. Д. 27. Л. 6; Вестник Архива… С. 108; «…Отчужденное от партии состояние»… С. 176.
445
РГАНИ. Ф. 5. Оп. 58. Д. 20. Л. 71; Там же. Ф. 104. Оп. 1. Д. 35. Л. 5–6; РГАСПИ. Ф. 614. Оп. 1. Д. 27. Л. 5; ЦГАМ. Ф. П-63. Оп. 1. Д. 2360. Л. 33; Там же. Ф. П-80. Оп. 1. Д. 1555. Л. 6.
446
РГАНИ. Ф. 5. Оп. 34. Д. 118. Л. 17; Там же. Д. 127. Л. 30; Там же. Оп. 58. Д. 18. Л. 22, 26.
447
РГАНИ. Ф. 5. Оп. 33. Д. 216. Л. 14; Там же. Оп. 58. Д. 20. Л. 73; ЦГАМ. Ф. П-4. Оп. 158. Д. 44. Л. 68.