Весною царь с молодой супругою предпринял одну из обычных и любимых своих поездок на богомолье, именно в Троицкую Лавру. Но на сей раз поездка сопровождалась большим бедствием. В отсутствие государя в столице произошел ужасный пожар; он начался с Варварского крестца в Китае-городе; отсюда загорелись торговые ряды, от них у Троицкого собора (Василия Блаженного) обгорел верх; потом огонь перебросило в Кремль на ближний Вознесенский монастырь, а затем на Чудов, на Государев и Патриарший двор, на Приказы, в которых погорели «всякие дела».
Брак царя с Евдокиею Стрешневой Бог благословил чадородием. В первые два года родились дочери Ирина и Пелагея (последняя вскоре умерла); а на третий год (1629) в марте, по выражению грамот того времени, «Бог простил царицу»: Евдокия Лукьяновна подарила супругу и России наследника престола, Алексея Михайловича. Его крестил в Чудове монастыре благовещенский протопоп и духовник государев Максим, в присутствии Михаила Федоровича и Филарета Никитича; воспреемником был принимавший всех детей Михаила Федоровича троицкий келарь Александр Булатников, а воспреемницей Ирина Никитична, тетка царя и вдова Ивана Ивановича Годунова. Но эта царская и народная радость была отравлена стихийным бедствием. Тою же весною опять произошел в Москве огромный пожар; на этот раз, однако, не в центре города: выгорело Чертолье по самую Тверскую улицу; погорели слободы за Белым городом; кроме того, горело на Неглинной, на Покровке и в других местах. Следующим затем летом, по замечанию летописцев, были великие бури с громом, молнией, проливным дождем и таким вихрем, который со многих храмов сорвал главы и кресты.[6]
Особую заботу Филарета Никитича возбуждало бедственное экономическое состояние государства, которое плохо поправлялось после разорения, претерпенного в Смутную эпоху. Правительственные акты сообщают, что он, вступив на патриарший престол, немедля со всем освященным собором приходил к государю Михаилу Феодоровичу и советовался о прекращении всякого рода беспорядков и злоупотреблений. Податные тягости ложились на народ крайне неравномерно: с одних взыскивают по писцовым книгам, с других — по дозорным; но и дозорщики, посланные в начале Михайлова царствования для описи имущества в местах наиболее разоренных, исполняли свое дело недобросовестно, так что одним приходилось платить подати легко, а другим тяжело. Притом из разоренных украинских и северных городов многие посадские люди, чтобы не платить податей, приехали в Москву и ближние города, где и живут у своих родственников и приятелей; а в это время их сограждане, оставшиеся на родине, бьют челом, чтобы им дали льготы в податях ради их разорения. Иные посадские и уездные люди, отбывая всяких податей, «заложились» (записались в кабалу) за духовными и мирскими землевладельцами. Наконец многие бьют челом, чтобы их оборонили от обид и насилий, которые они терпят со стороны бояр и всяких сильных людей.
Государи, отец и сын, представили все эти жалобы обсуждению Великой Земской думы (1619), и она постановила следующие меры, утвержденные царем.
6
«Всероссийские патриархи: Иов, Гермоген, Филарет, Иоасафат I, с изображениями». Соч. Н. А. А. (Чт. О. И. и Др. 1847. № 3). О деле архим. Дионисия те же источники и пособия, которые указаны в предыдущем примечании Любопытна грамота 1633 года Новгород, митрополита Киприана игумену Архангельского монастыря: Святейший патриарх Филарет приказал отобрать и прислать к нему уставы, напечатанные при царе Шуйском, «для того, что те уставы печатал вор, бражник Троицкого Сергиева монастыря крылошанин, чернец Логин, без благословения святейшего брата его Ермогена патриарха и всего священного Собора». (Акты Арх. Эксп. III. № 118.) Отобранный устав был сожжен. О том в Рус. Ист. Биб. III. 902. («Опись келейной казны патриарха Филарета»), Митрополит Макарий в своей «Истории Русской Церкви» (Т. XI, стр. 47) говорит, что в этом случае произошло какое-то недоразумение: некоторые экземпляры устава уцелели, и в предисловии к сей книге сказано, что она благословлена и свидетельствована патриархом Гермогеном. Отпечатанные богослужебные книги рассылались по городам из Печатного книжного приказа, и за них взыскивались деньги с населения. См. относящиеся сюда акты в Чт. О. И. и Д. (1883. II), с обозначением цен. Напр., за Шестодневец 1 руб. 10 алтын, Часовник — 8 алт. 2 деньги, Псалтырь следованная — 1 руб. 3 алт. 2 ден., Евангелие напрестольное — 1 руб. 2 алт. и т. д. (Любопытна здесь челобитная тяглых крестьян Чарондской волости, чтобы с них денег не взыскивали, потому что у них в церквах те книги «наметные» уже есть.) Кроме оправдания архим. Дионисия, патриарх Филарет также соборне оправдал в 1621 г. вологодского архиепископа Нектария, которого митрополит Иона лишил сана и сослал в Кириллов монастырь. Там его содержали так строго, что не позволили причащаться в епитрахили; на что Филарет обратил особое внимание. (Чт. О. И. и Д. 1866. III.)
Перевод девицы Хлоповой из Тобольска в Верхотурье, а потом в Нижний и пересмотр ее дела: Акты Ист. III №№ 80 и 91. С.Г.Г. и Д. III. №№ 63, 64, 65, П.С.Р.Л. V. 66. Новый летоп. 187. Дворц. Разр. I. 622–639. Девица Хлопова умерла в 1633 году и «выморочный» после нее двор, принадлежавший прежде Кузьме Минину, был отдан князьям Черкасским, Ив. Ворчу и Як. Куденетовичу (Ак. Эксп. III. № 218. А в № 215, под 1632 г. говорится о смерти Нефеда Кузьмича Минина, после которого его вотчина село Богородское с деревнями пожалована тому же князю Якову Куд. Черкасскому). Кстати, укажем на № 159, где жалованная грамота кн. Ив. Бор. Черкасскому в 1624 г. на село Павлов Острог с деревнями, на берегу р. Оки. Пожалование это от царя и патриарха состоялось в награду за разорение и гонение от Б. Годунова на кн. Бориса Канбулатовича, княгиню Марфу Никитичну и их сына Ив. Бор-ча, который сослан был в казанский пригород Малмыж, сидел там в тюрьме и мучился за Романовых «терпел лет с пять». Ивану Борисовичу царь делал подарки, считавшиеся наиболее драгоценными, именно мощами, т. е. частицами мощей. См. Дополн. к Дворц. Разр. 1. 288. О сватовстве Мих. Фед-ча за границей проф. Цветаева: «Из истории брачных дел в царской семье Московского периода». М. 1884 г. Гл IV и V. Со ссылками на документы Моск. Гл. Архива Мин. Ин. Д., именно Дела Датские 1621 года и Дела Шведские 1622 г. См. также «Памятники дипломат, сношений с державами иностранными». II. № 14 и Ю. Н. Щербачева — Обозрение Датского Архива по отношению к России в Чт. О. И. и Д. 1893.1. Любопытно, что у наших послов в Данию, князя Львова и дьяка Шилова, были отобраны на государя подарки, данные им Христианом IV и состоявшие из серебряных кубков, стоп, рукомойников и пр. (Дополн. к Дворц. Разр. I. 310–314. Чт. О. И. и Д. 1882. II.)
Древн. Рос. Вивл. XIII. (Обряды первой свадьбы Михаила Феодоровича с Марьей Владимировной Долгорукой.) Акты Эксп. III. №№ 156 и 157 (Царская грамота тобольскому архиеп. Киприану и грамота ростов, митрополита Варлаама своему духовенству о бракосочетании царя с княгиней Долгорукой, о помиловании царицы Марьи на эктениях и молении о ее чадородии. Приведена и самая эктенья, по-видимому, приспособленная патриархом Филаретом.) Дворц. Разряды. Письма инокини Дарьи (Колтовской) из Тихвин, монастыря Мих. Феодоровичу с благодарностию за подарки, по случаю брака с княжной Долгорукой. (Письма Рус. государей. № 181. Духовную этой инокини, 1626 года, см. во Времен. О.И. и Д. Кн. 9. Смесь.) Милорадовича: «Царица Марья Владимировна» Русск. Арх. 1897. № 9. (Она будто бы была отравлена.)
О браке Мих. Феод-ча с Евдокией Лук. Стрешневой: Изборник Ап. Попова 208. Подробный чин бракосочетания в Др. Рос. Вивл. XIII и в С.Г.Г. и Д. III. № 72; также в Дворц. Разр. I. 763–788. Кроме того, есть особая лицевая рукопись с описанием сего бракосочетания. Хранится в Моск. Гл. Арх. Мин. Ин. Д. Издана в Москве в 1810 г. Дополн. к Дворц. Разр. 1. 435–444. (Туг любопытны царские подарки разным лицам и приношения новобрачным. Между прочим «веселым» или скоморохам, а также домрачеям и скрыпотникам дано по 4 арш. английского сукна «за то, что они были о государской радости вверху, тешили его государя».) Церковное распоряжение о молении за царя и царицу см. в Ак. Эксп., III. № 169, грамоту Новгород, митроп. Макария игумну Тихвин, монастыря; причем разрешается прислать старцев и слуг из монастырей с образами и дарами, но самому игумену ради «дальнего пути» не велено ездить. Лукьян Стрешнев тут назван просто «дворянином». И.Е. Забелин приводит следующее известие. Постельницы Евдокии Лукьяновны говаривали между собою: «не дорога-де она государыня; знали мы ее коли она хаживала в жолтиках (т. е. желтых чеботах); ныне-де государыню Бог возвеличил!» («Домашний быт рус. цариц», стр. 233). О том, что Евд. Лук. была сенною девушкою у Шереметевых, сообщает Стралленберг: Das Nord und Oestliche Theil von Europa und Asia. Stockholm. 1730. 211). Другое предание сообщает, будто она была какой-то знатной девицы, привезенной на царские смотрины. (Рус. Вест. 1811. № 1, стр. 8). Это предание, облеченное в сентиментальную повесть, под заглавием «Лукьян Степанович Стрешнев» помещено в Достопамят. повеств. о велик, госуд. и знаменит, боярах XVIII века. П. Львова. М., 1821. См. также А.П. Барсукова: «Род Шереметевых», III. 55.
О рождении Алексея Михайловича: Никон. Л. Лет. о мн. мят. С.Г.Г. и Д. III. № 79. Акты Эксп. III №№ 185 и 186 («Бог простил царицу нашу и великую княгиню Евдокею, и родила нам сына». Разрешается по сему случаю приехать в Москву «с окладными образы» священникам и старцам из тех монастырей, «из которых напред сего ездили»), Дворц. Разр. II. 40, 50 и 51. Роспись многочисленным подаркам, поднесенным новорожденному царевичу после крестин его родственниками, начиная с деда и бабки и кончая Анастасией Никитичной, супругой кн. Бор. Мих. Лыкова, потом боярами, боярынями, гостями, иноземными послами и пр. в Дополн. к Дворц. Разр. I. 562 и след. О троицком келаре Александре Булатникове имеем несколько известий: в Актах Моск. Госуд. II. № 195, в челобитье Божина Блудова говорится, что, когда он от бедности поступил в троицкие монастырские служки, то келарь Александр Булатников хотел его из служек отдать в холопы своему внуку князю Фадею Шаховскому и за его отказ посадил его в тюрьму; тогда он вынужден был дать на себя служилую кабалу князю Шаховскому. Это было в 1629 году (стало быть, в год рождения Алексея Михайловича), и только в 1641 г. он подал челобитную царю; после чего был освобожден от холопства. О князе Фадее Романовиче Шаховском, т. е. о его службе, см. Древ. Рос. Вивл. IX. 325. Вероятно, он приходился внуком А. Булатникова по своей матери. В том же 1641 г. в мае встречаем в Дворц. Разр., II 658, следующее: «послал государь в Троицкий монастырь переписывать после келаря Александра Булатникова» (следуют имена посланных лиц); очевидно, он в этом году оставил сию должность, и после него велено проверить монастырское имущество. Подобно своему предшественнику Авраамию Палицыну, он поступил в Соловецкую обитель, куда удалился по обету. Об этом имеем известие, относящееся к следующему 1642 году, в Актах Эксп. III. № 309; именно грамоту царицы Евдокии Лукьяновны Соловецкому игумену Маркелу с братией о том, чтобы Булатникову «дали келью добрую, покоили и чтили во всем». «По нашему указу отпущен в Соловецкий монастырь на обещанье, бывшей Троицкой келарь, а наших царских детей восприемник Александр Булатников». Список Дьякам и мамкам царевича Алексея Михайловича, его братьев и сестер см. Времен. О.И. и Д. (Кн. 9. Смесь). У царевича Алексея указаны два дядьки, Б.И. Морозов и Фед. Бор. Далматов-Карпов, и две мамы, Ирина Никитична Годунова, а после нее Ульяна Степ. Собакина. Кроме того, при нем, как наследнике престола, состояло до 20 стольников.