Государи объявили Собору о посольстве к ним султана Османа, предлагавшего сообща воевать с Польско-Литовским королем и уже выступившего в поход; добавляли, что к той же общей войне с поляками зовут их крымский хан и шведский король Густав Адольф. На поставленный вопрос духовенство, бояре, дворяне, дети боярские, стрельцы, казаки и всяких чинов люди били челом царю Михаилу и отцу его патриарху, „чтобы они, государи, за святые Божии церкви, за свою государскую честь и свое государство против своего исконного недруга стояли крепко, сколько им, государям, милосердный Бог помочи подаст“, а служилые люди „рады биться не щадя голов своих“. Торговые люди предлагали давать на войну деньги, „смотря по их прожиткам“; служилые просили разобрать» их по городам, чтобы никто «в избылых не был». Решили объявить войну, если поляки не исправятся и не согласятся на московские требования. В города посланы известительные соборные грамоты, а также бояре, дворяне и дьяки для разбора (росписи) служилых людей.
Однако на этот раз война с нашей стороны не была объявлена, и соборный приговор остался неисполненным; хотя посланный боярами в Польшу гонец, с исчислением польских неправд, привез от панов-рады ответ весьма грубый и дерзкий. Государство еще далеко не оправилось от разорения, люди и средства для войны собирались медленно; а между тем обстоятельства успели измениться. Поход Османа II на поляков был неудачен. На сей раз они выставили значительные силы, наибольшую часть которых составляли казаки с своим гетманом Сагайдачным. Огромное войско султана встретило мужественный отпор; от Днестра он ни с чем вернулся в Царьград, где вскоре был свержен мятежными янычарами и убит. Густав Адольф, взяв Ригу (1621 г.) и завоевав еще часть Ливонии, в следующем году вновь заключил с поляками двухлетнее перемирие.
Итак, царь и патриарх не воспользовались благоприятными внешними обстоятельствами, чтобы свести счеты с злейшим врагом России, Сигизмундом III, и почти до конца сохраняли Деулинское перемирие. Но эта добросовестность не улучшила наших отношений: поляки не думали «исправиться» и продолжали свои неправды.[8]
Большое негодование вызывало в Москве упорство, с каким поляки продолжали в своих грамотах называть царем и великим князем Владислава, а Михаила Феодоровича как бы не признавали законно избранным Московским государем и даже иногда называли его полуименем или, как выражались о том в Москве, «писали государское имя безчестия его Государя с укоризною затейным своим воровством». Чувствительна также была потеря областей, уступленных Польше; а в особенности была чувствительна утрата древнего и славного достояния России Смоленска. Этот город и по своему значению сильной крепости, и по своему коренному русскому населению служил для Московского государства твердым опорным пунктом, щитом на западном рубеже со стороны неприязненной Польши-Литвы. А потому возвращение его считалось делом первостепенной государственной важности. Уже в первую войну с поляками при Михаиле Москва главные усилия направила на Смоленск; но все попытки московских воевод овладеть им тогда окончились неудачею (1614 — 17 гг.). Михаил Феодорович по своей кротости и миролюбию все-таки не желал войны и, по-видимому, противился ей, сколько мог: по крайней мере, он хотел выждать срок перемирия; но должен был уступить настояниям своего отца. Если верить одному чужеземному (польскому) источнику, патриарх однажды, рассерженный несогласием сына, толкнул его посохом так, что тот упал. «Глупый, своего добра не понимаешь!» — воскликнул при этом отец. Очевидно, патриарх не хотел долее переносить польские обиды и унижения своему царственному дому. Филарет Никитич, проведший столько лет в польском плену, конечно, хорошо знал слабые стороны Речи Посполитой; он надеялся с лихвою воздать ей за все бедствия, причиненные России, а вместе прославить свой дом победами над ее кичливыми врагами и возвращением захваченных в Смутное время московских городов и областей.
8
О срачице Христовой: Лет. о м. мят. Никон, л. С.Г.Г. и Д. III. № 73. Акты Эксп. III. № 168. О приеме послов в Дворц. Разр. I и II. «О ходу в Персидское царство»: в 1623 году по указу царя и патриарха московский гость Федот Котов с 8 человек «ходил за море в Персидскую землю в купчинах с государевою казною» (Времен. Об. И. и Д. Кн.15). Любопытны его наблюдения над персидскими нравами. Бантыш-Каменского: «Обзор внешних сношений России». Две части. М. 1894–1896. С.Г.Г. и Д. III. № 51. (Похвальная грамота Сагайдачному за его извещение о победе над крымцами с посылкою ему 300 р.), 57 (Земский Собор 1621 г. о войне с поляками), 80 (о торговых пошлинах с иноземцев). Книги Разрядные. 1.773, 785, 805, 824. Дела Моск, стола Разряд, приказа, приведенные у Латкина. 173. По поводу политических и церковных сношений со шведами и областями, уступленными Швеции. Акты Эксп. III. №№ 107, 108, 111, 179–184. Указанный выше сборник материалов Якубова с его предисловием, которое касается русских перебежчиков (Чт. О. И. и Д. 1897. Кн. 3). «Сношения России с Францией» (XVI–XVIII вв.). В.С. И-ва. М. 1893. «Обзор сношений между Англией и Россией в XVI и XVII столетиях». СПб., 1854.
О приготовлениях ко второй польской войне и московском войске: «Письма Рус. государей». М., 1848. №№ 371 и 378. (О заготовке в Новгороде хлебных запасов для наемных немцев, о беспорядках, драках и убийствах между ними и разрешении их полковникам действовать «по их немецкому праву»). См. в том же издании примеч. 38, касающееся найма 5000 иноземных солдат и покупки оружия. Наняты также инженеры, умеющие земляные города делать: Монсон, Шлиманнейфельд, Шхмасар, Шварт и пр. (на основании шведских дел Моск. Архива Ин. Д.). Суд полковников, однако, был подчинен главнокомандующему воеводе, а для докладу ему назначался особый русский чиновник или «судья». Дворц. Разр. II. 272. Зерцалова: «О верстании новиков всех городов 1136 года». Чт. О. И. и Д. 1895 и отдельно Дополн. Ак. Ист. II. № 58 и 59 (о присылке каменщиков и пр. для строения крепости в Вязьме и сборе денег с монастыр. вотчин за даточ. людей). Акты. Эксп. III. №№ 188,193, 196, 199,201 (о подобных же предметах). С.Г.Г. и Д. III. №№ 81–88 и 93: о посылке полковников Лесли и Фандама за границу для найма ратных людей и покупки оружия. Договор с Фуксом. Подробный список жалованья офицерам, рядовым, лекарям, священникам, даже палачу и трем кабатчикам. Этот список показывает нам состав полкового штаба и нестроевой части у иноземцев (№ 87). О русских полках иноземного строя с поместными и кормовыми офицерами-иностранцами см. Акты Эксп. III. № 161. (1625 г. Упоминаются «иноземцы поместные» с ротмистрами Матвеем Халаимовым и Петром Гамонтовым и «кормовые» с Григорием Врославским), 206 (1632 г. Русские люди, «которые написаны к ратному учению в солдаты, пешие люди»), 208 (1632 г. О раздаче «денежной казны на жалованье и на корм немецким полковникам и их полков начальным людям, и русским, и немецким солдатам»), 236 и 237 (1632 г. Дети боярские, новокрещены, атаманы и казаки, «которые написаны в рейтарскую и в солдатскую службу»), 239 (1633 г. Перечисляют иноземцев старого выезду роты: Николая Мустофина, Прокопия Мишевского, Юрия Кулаковского, Григория Врославского, Михаила Жежборского, Лаврентия Красовского и Елизара Журавского — судя по фамилиям, все выходцы из Западной России: из них во время войны «Прошка Мишевский изменил, отъехал к королю». О том в след. №), 246 (1634. Тут имена восьми полковников-иноземцев; число русских полков обозначено 6, а число немецких 4; «урядниками» в русских полках указаны «немецкие люди». Тут же упоминаются «старого выезду иноземцы Гречане, Сербъяне, Волошане»), 287 (1639 г. «которые дети боярские наперед сего были в солдатской и драгунской службе»), 195(1631 г. Грамота псков. воеводам о запрещении продавать соль за литовский рубеж), 197 (1632 г. Грамота тем же воеводам о запрещении покупать у литовских торговцев хмель, на который какая-то «баба-ведунья» наговаривает, чтобы «тем хмелем в наших городах на люди навести моровое поветрие»).
Акты Моск. Гос. I №№ 267–392 с перерывами. Тут, во-первых, сведения о вызове из областей беспоместных детей боярских к полковникам иноземцам для обучения ратному строю: «чтобы были собою добры и молоды»; о них велено в торговые дни чрез биричей «прокликати не по один день»: жалованья этим боярским детям назначалось по 5 руб., поденного корму по алтыну в день, да пищаль, порох и свинец из казны. Далее, о высылке новиков в Москву, о верстании детей боярских, о верстании денежными и поместными окладами казаков, которые поэтому называются «беломестными» или «жилыми», об отсрочке всяких исковых и судных дел служилым людям, пока минется их разбор, о снабжении украинных городов военными припасами, об отсылке обратно за море литвинов, поляков и прусаков, оказавшихся в числе наемных немцев, и т. д. особенно бросается в глаза обилие московских лазутчиков и литовских выходцев, с их расспросными речами, которые сообщали в Разряд все возможные сведения о положении дел и главных лицах в Польше и Литве. Например, в декабре 1631 года лазутчики донесли, что в Смоленске воевода Александр Гонсевский, а товарищ его Яков Воеводский, что гарнизону у них с небольшим 1000 человек, если не считать посадских; что бочка ржи стоит 6 золотых, а ячменю 2, но соль дорога, 60 алтын пуд, вследствие запрещения отпуска ее из московских городов; что, по разговорам литовских людей, в Москву едут цесарские послы, чтобы хлопотать о мире между Московским государством и Литвою. Этот слух оказался верен. Действительно, потом царь получил известие о прибытии австрийского посла на границу, и в марте отправил туда князя Гагарина; но вслед затем послан был отказ принять посла. Конечно, в Москве узнали, что это не столько посол, сколько лазутчик, что Австрия держит сторону Польши и желает развязать ей руки со стороны Москвы, чтобы иметь от нее помощь против шведского короля, посол которого именно в это время прибыл в Москву. (Дело об этом неудачном австрийском после Атанашии Еоргицевском см. «Памят, Диплом, сношений». Т. III. 1 — 84.)
Некоторые вести лазутчиков оказывались или неверными, или преждевременными; так в том же донесении говорится о смерти Сигизмунда III и уходе королевича Владислава на Запорожье (№ 319). Из донесений лазутчиков видно, что поляки, смотря на близкий конец перемирия, очень опасались за Смоленск, что Гонсевский хлопочет о подкреплении, что в Москву хотели послать Льва Сапегу и Христ. Радивила с большим посольством для заключения мира, что их особенно тревожила весть о прибытии наемных немцев к царю, что королевич Владислав, будто бы, не надеясь получить Польско-Литовский престол, хочет засесть в Смоленске и отсюда «доступаться Московского государства» (№№ 324 и 326). Некто рассказывает, что при нем в Канев пришли из Москвы два немчина и один русский человек с листами к черкасам: «мелкие люди» черкасы прочли листы на раде и говорили, что они должны служить Московскому государю и что от поляков есть утеснение христианской вере; но что «лучшие люди» отговорили и пристали к полякам, московских же посланцев препроводили к гетману Конецпольскому, который русского велел убить, а немцев посадить в тюрьму (№ 328). Далее читаем, что в Москву намерены послать из Польши наемных немцев подговорить своих земляков, чтобы они не служили царю, что в Смоленск возят хлебные запасы и ссыпают в башнях (№ 329); что цесарь посылал запорожцам деньги, чтобы они шли к нему на помощь против шведов, но польский король их не пустил, говоря: «ныне нам самим люди надобны» (№ 330). Один шляхтич, Заболоцкий, убивший на поединке своего товарища, бежал из Новгорода Северского от смертной казни за Московский рубеж в Севск, и здесь показывал между прочим следующее: стоя у дверей, он слышал, как читали королевскую грамоту к новгород-северскому коменданту, и в ней было сказано, что вместе с цесарским послом тайно ехал в Москву литовский посланец, конечно в качестве лазутчика (№ 332). Не всегда московские лазутчики счастливо кончали свое поручение: так поляки поймали двух переодетых стрельцов; в Смоленске их пытали и потом отослали к королю (Ns 339). «Симбирский Сборник». Родословные Кикиных. №№ 6–9. (Военные приготовления на южной Украйне.)
Относительно чрезвычайных финансовых мер для войны с Польшею, см. Берхза к «Царств. Мих. Феод.». Приложения №№ XVI–XIX. (Грамоты в Сийский монастырь.) Акты Эксп. III. №№ 193, 211–214, 216. Тут две грамоты 1632 года о сборе пятинных денег и добровольных взносах, очевидно установленных Земским Собором, что подтверждается Дворцовыми Разрядами (II. 299): 11 ноября этого года в воскресенье государь и патриарх были в Столбовой палате «на соборе для денежного сбору ратным людям на жалованье». Конечно, этот вопрос уже ранее обсуждался на Соборе, который был созван в июне 1632 г. и на котором решено было воевать с Польшею. См. Бантыш-Каменского: «Переписка между Россией и Польшей». Чт. О. И. и Д. IV. 47; но вероятно здесь 1631 год ошибочно показан вместо 1632. (Он ссылается на Арх. Мин. Ин. Д. Польские столбцы № 625 — 1632 гг. № 4.)
Местнический спор кн. Б.М. Лыкова с кн. ДМ. Черкасским во Времен. О.И. и Д. Кн.7. Князь Лыков обвинял Черкасского кроме тяжелого нрава еще и в том, «будто им, князем Дмитрием, люди владеют». Назначение главных воевод, их отпуск, манифест о войне, наказ воеводам: Разрядн. книги. II. СПб., 1855. 371–445. Акты Эксп. III. №№ 205–208, 251, 333, 334. Акты Моск. Гос. I. №№ 367, 389. Чт. Об. Ист. и Д. 1847. № 1. Сбор подводи военного материала, подвоз и продажа съестных припасов: Акты Моск. Гос. №№ 349, 355, 360, 361, 365, 375, 376, 380, 391, 455. Дворц. Разр. II. 269–276, 287. Приложение на стр. 853: Разметный список количества запасов, которое каждый из дьяков обязан отвезти под Смоленск. Относительно денежной казны, отпущенной 2 сентября из Москвы на жалованье войску, есть разногласие: в Актах Эксп. (№ 208) сказано (восемьдесят восемь тысяч, а в Актах Моск. Гос. (№ 390) стоит 78 000. В августе на войско Шеина назначено 68.674 р. 16 алтын «на корм на три месяца русским и немецким солдатам и их начальным людям» (Ibid. № 370).
Эпоха Можайского и Дорогобужского сиденья Шеина, движение к Смоленску: Акты Моск. Госуд. I. №№ 376–477, с перерывами. Любопытно, что даточные и гюсошные люди иногда отождествляются и служат они по найму (№№ 420 и 421). Роспись, сколько нужно всякого платья для русских и немецких солдат. Так, на полки Лесли, Фукса и Якова Карла требуется по 1234 кафтанов шубных, 1234 пары ступней, 1234 пары чулок, 1234 пары теплых рукавиц (№№ 410 и 431); 2460 чулок вязаных «долгих, которые бы были за колено», заказано в разных городах, и уплата за них распределена между пятью четями: Новгородской, Устюжской, Костромской, Владимирской и Галицкой (№ 412). Посылка Животворящего Креста с частицами мощей Шеину, чтобы носил на себе, а на ночь снимал (№ 416). Посылка 49 железных цепей по 5 сажен длины, для смыкания наряду, 600 четвертей сухарей и 125 чет. толокна (№ 411). Донесение литовских выходцев, что значительная часть смольнян радеет государю; многие крестьяне Дорогоб. и Смоленск, уездов, с Балашом во главе, предлагают быть шишами, т. е. партизанами; смоленские зовут Шеина идти скорее, говоря, что в Смоленске мало ратных людей и проч. (№№ 440, 442, 443, 452–456). Отписки Шеина с жалобами на грязи, скудость запасов, побеги и проч. (№№ 415, 418, 445, 451). Капитан Ульф, сдавший Дорогобуж русским, выговорил своему гарнизону возвращение в Литву, с условием не служить против них, но 200 человек из этого гарнизона насильно поворотили в Смоленск (№ 457). Относительно выступления Шеина из Дорогобужа к № 458 обозначено 25 или 26 ноября, а в Дворц. Разр. 5 декабря (II. № 305). По-видимому, первое указание относится собственно к выступлению отрядов Измайлова, Фандама и Лесли; но они шли только в 10 верстах впереди Шеина; о чем в № 460. По донесению Шеина посланца Кондырева, главный воевода 6 декабря был в 18 верстах от Смоленска. Из смоленских выходцев особенно любопытно сообщение шляхтича Корнилова, который перебежал к Шеину с перехваченным им письмом Гонсевского в Витебск. По словам Корнилова, в ноябре 1632 года в Смоленске было только 1000 человек настоящего гарнизону, т. е. кроме посадских, и город был еще мало укреплен, и если бы Шеин вскоре пришел, то вероятно завладел бы им. Но Шеин продержал Корнилова в Дорогобуже шесть недель и перехваченное им письмо в Москву не послал. По донесению выезжего из Смоленска немчина Ричарда Стивенса, около половины января 1633 года в Смоленске, по прибытии некоторых подкреплений, гарнизону было 2090 человек, многие места в крепостной стене были еще не заделаны, и если бы Шеин из Дорогобужа поспешил, то «литовские бы люди Смоленск государевым людям сдали» (№ 477).
Относительно количества московского войска, поступившего под начальство Шеина в начале войны, см. Брикса «Geschichte der alten russischen Heereseinrichtungen von der fruhesten Zeiten bis zu den von Peter dem Grossen gemachten Veranderungen». Berlin, 1867. По его исчислению, составленному на основании Разрядных книг (II, 385–390), у Шеина в Смоленском походе было 32970, т. е. около 33 000 человек. Зерцалов, на том же основании, вычисляет почти то же количество, именно 32 602, не считая некоторых частей, например, прибылого полка Плещеева. См. его «Мих. Бор. Шеин под Смоленском». (Чт. О. И. и Др. 1897. II. Смесь.) Но все эти вычисления мы считаем далеко неточными. Показания даже официальных источников не совпадают. Между прочим, Разряд, книги приводят в данном случае шесть полков иноземного строя (будто бы заключавших более 14 000 человек). Но их под Смоленском было десять. Пришли они сюда не все в одно время. Странно, что в этих книгах, например, тут не упомянут полк Фандама, который подошел к Смоленску в передовом отряде. За всю эту войну, по словам русских летописей и хронографов, было выставлено в поле Москвою ратных людей до I 000 000 и более. (Наприм., Дет. о мн. мят., 363, Изборн. Ан. Попова, 316.) Мы полагаем, у Шеина было менее или около 30 000 при его прибытии под Смоленск, т. е. до прихода Прозоровского, Нагово, Матисона, Карла Деэберта и других подкреплений.
Что война была начата именно по настояниям Филарета Никитича, о том имеем два независимые друг от друга свидетельства, русское и польское: 1. Хронограф архиепископа Пахопия (Ан. Попова Изборник, 316), также Бант-Камен. «Переп. м. Рос. и Пол.» со ссылкою на Ростов, лет. (Чт. О.И. и Д. 1862. IV. 47); 2. изданный Рембовским, Dyaryusz woiny Moskiewskiej roku 1633. Warszawa, 1895. Стр. 82. Этот диариуш есть собственно сборник писем и актов с театра войны, писанных частию по-польски, частию по-латыни. Главная часть их принадлежит Яну Москоровскому, служившему при вольном Литов, гетмане Хр. Радивиле.
Относительно 10 солдатских полков иноземного строя, в источниках ясно упоминаются 9 полковников: Лесли, Фандам, Фукс, Як. Карл, Росформ, Унзин, Кин, Матисон и Сандерсон. Так как Лесли командовал двумя полками, одним русским и одним немецким, то всех пехотных полков иноземного строя было десять. Замечательно, что имени Сандерсона нет ни в Актах Моск. Госуд, ни в Актах Археогр. Экспедиции; но оно встречается в Разрядных Книгах. II. 387. О нем см. Верха «Царств. Мих. Феодоровича». I, 175. II, 50 и «Царств. Алексея Михайловича». I, 172. Тут ссылка на слова английского посла Карлейля в 1663 г.: по этим словам, король Карл I ссудил царю Михаилу 40 000 рейхсталеров и дозволил ему собрать в Англии 3000 войска, которое послал под начальством Томаса Сандерсона — число войска во всяком случае очень преувеличенное. А на требования польского короля не оказывать помощи Москве, Карл I отвечал, что с нею Англия ведет выгодную торговлю (ссылка Верха на Theatrum Europaeum, т. II, стр. 577; этого издания я не имел под рукою). См. также «Обзор сношений между Англией и Россией» (СПб., 1854): туг на стр. 61 сказано, что в 1623 г. 10 июня заключен между Мих. Феод-чем и Яковом I оборонительный и торговый трактат, вследствие которого преемник Якова, Карл I, по просьбе Михаила, прислал 40 000 рейхсталеров ссуды и войско с генералом Сандерсоном для войны с Польшей. Александр Лесли сначала попал в Москву в качестве военнопленного, захваченного под Смоленском в первую Польскую войну при Мих. Феод-че.
Потом он служил в Швеции у Густава Адольфа. В 1630 г. он уже в чине полковника вступил в московскую службу, снабженный рекомендацией Швед, короля. За ним последовал и его тесть капитан Товия Вигтерсон или Унзин, который скоро был возведен в полковники, благодаря влиянию Лесли. Сей последний, как верный агент Густава Адольфа, немало содействовал Московской военной партии к возбуждению против поляков и добился поручения нанять полки за границей. (Исследование Д.В. Цветаева «Протестантство и протестанты в России». М., 1890. 371–375. Со ссылкою на Моск. Гл. Арх. Мин. Ин. Д. «Выезды в Россию 1630 года», №№ 1–4, 1631 г. №№ 2 — 11.) По «Сметному списку» 1631 г., «всего в Иноземном приказе иноземцев старого и нового выезду, и поручиков, прапорщиков, и всяких иноземцев 1608 человек». (Времен. Об. И. и Д. Кн. 4.) Это количество служилых иноземцев перед наймом полков за границей. По тому же Сметному списку в это время насчитывалось: бояр, думных людей, стольников, дьяков, жильцов и московских дворян 2325 человек; городовых дворян и детей боярских по спискам 24 656; стрельцов 19 540; пушкарей, затинщиков и засечных сторожей 3573; белопоместных и кормовых казаков 1694. Ibidem см. формы крестоприводных записей для Донских казаков и для иноземцев, поступивших на вечную или на временную службу.