Подходить к его описанию с точки зрения рыночных понятий нельзя. Именно поэтому я в самом начале поставил слово «обмен» в кавычки. Собственно, поэтому мы не говорим о стоимости или ценности продуктов.
Внутренние цены – это категория не обмена, а распределения.
Возьмем индивидуальный воспроизводственный контур, контур Робинзона. Робинзон распределяет свое рабочее время между видами деятельности. У него есть пропорции, в которых он это делает. Но Робинзон ничем внутри себя не обменивается (обмен веществ, который происходит в его организме, – это из другой науки).
Здесь хотелось бы напомнить о начавшейся в тридцатые годы дискуссии о социализме и планировании, инициированной Оскаром Ланге. В ходе этой дискуссии было показано, что планирование вполне может решать те же задачи, что и рынок. И как представлялось сторонникам планирования, с меньшими общественными издержками.
Р. Коуз, нобелевский лауреат, приводит такой любопытный эпизод, относящийся к тридцатым годам. Один его молодой коллега (Коуз и сам был молод), восхищавшийся успехами советской индустриализации, порывался ехать к Троцкому в Мексику (!), чтобы объяснить ему, что если коммунисты будут устанавливать цены на основе предельных издержек, то дела у них будут идти еще лучше.
Само собой разумеется, что участники дискуссии оперировали моделями замкнутой экономики (воспроизводственного контура) [47].
Представителям австрийской школы пришлось изрядно потрудиться, чтобы, оставаясь в рамках такого представления, доказать, как они считают, логическую невозможность социализма. Впрочем, если их подход развивать последовательно, то можно доказать и логическую невозможность рынка, что я впоследствии и сделаю.
Итак, воспроизводственный контур, взятый сам по себе, мы описали с «ценностной» («стоимостной») точки зрения. Еще раз подчеркну, что термины «ценность» и «стоимость» мы используем условно, поскольку речь идет не об обмене, а о распределении.
Но нас на самом деле интересует другой вопрос: могут ли воспроизводственные контуры взаимодействовать друг с другом, и каким образом. И какое отношение к этому взаимодействию могут иметь вычисленные нами «стоимостные» пропорции.
Возьмем два воспроизводственных контура с как минимум попродуктовым разделением труда, бедный и богатый (рис. 19). Мы берем различающиеся контуры – если два контура одинаковы, то их можно рассматривать как один большой контур. Похожий рисунок мы уже видели в предыдущей лекции (рис. 18), но тогда мы предполагали, что различие в уровнях потребления у нас определяется различием производительности по первому товару (A2i > A1i)
Два воспроизводственных контура
Рис. 19
Сейчас мы рассматриваем общий случай. Производительность внутри более богатого контура по одним продуктам может быть и ниже, чем в бедном. Но по другим продуктам – обязательно выше, а в целом набор производительностей обеспечивает ему на оси 0D место правее, чем место бедного контура.
Здесь, наверное, уместно восполнить некоторый пробел, который надо было закрыть в предыдущей лекции, но я этого не сделал, увлекшись другими вопросами.
Нам надо определить, что именно мы откладываем по оси ОQ. У Торнквиста, напомню, это был доход, причем денежный доход. В нашей модели денег еще нет, поэтому говорить о доходе нельзя.
Вспомним, как мы строили наши функции потребительского поведения. Мы определяли зависимость потребления каждого отдельного продукта (Q) от параметров а, b, D, а также от D, общего для всех продуктов.
Точка на графике функции потребительского поведения, характеризующая количество потребляемых продуктов, получается в результате решения системы уравнений:
где неизвестными являются Q и D, при этом а, b и D – заданные параметры функций потребительского поведения по i-му продукту.
Так вот, давайте это полученное нами как решение системы уравнений В называть продуктивностью воспроизводственного контура. Это, в общем, логично. Во-первых, потому, что значение В определяется совокупностью показателей производительности А. Если производительность по одному из продуктов растет при фиксированной производительности по другим, то будет расти и продуктивность. Во-вторых, потому, что более высокому уровню потребления продуктов соответствует более высокий уровень продуктивности.