Как отмечал французский историк Андре Боше, мистические способности как правило обнаруживались у самых обычных верующих, простолюдинок, отличавшихся однако особой набожностью. В результате откровения Свыше такая женщина в какой-то момент понимала, что избрана Господом, дабы нести Его слово окружающим людям. Ее и впоследствии могли посещать видения и откровения, а полученную таким образом информацию женщина-мистик стремилась сообщить (чаще всего — в форме писем) церковным иерархам и/или светским сеньорам, чьей основной задачей и являлось спасение церкви и всех христиан[27].
Во Франции женский мистицизм получил не меньшее распространение, чем, например, в Италии. Местные провидицы — Констанция из Рабастена, Жанна-Мария де Майе, Мария Авиньонская (Мария Робин) — точно так же интересовались Великой Схизмой и положением дел в церкви и предлагали свои пути выхода из кризиса, дабы христиане могли избежать кар Господних, которые в противном случае неминуемо бы на них обрушились. Роль светских правителей (как местных сеньоров, так и французского короля) виделась им в помощи церковным иерархам в выборе достойного наследника св. Петра, а также в организации нового крестового похода, в результате которого христианская вера должна была особенно укрепиться[28]. При этом визионерки часто не ограничивались одними лишь письмами[29] и пытались лично встретиться с тем или иным правителем, чтобы донести до него суть полученных откровений. Так, Екатерина Сиенская последовательно добивалась аудиенций у пап Григория IX и Урбана VI, желая примирить их с Флоренцией, а Жанна-Мария де Майе дважды виделась с Карлом VI и с его супругой Изабеллой Баварской, которую всячески порицала за роскошь и разврат, царившие при ее дворе[30].
У всех этих женщин действительно было много общего с Жанной д’Арк, начиная со скромного происхождения и заканчивая желанием непременно увидеть французского правителя и лично рассказать ему о своих видениях[31]. Именно так полагала английская исследовательница Марина Уорнер, писавшая, что советники дофина Карла допустили девушку ко двору как раз потому, что приняли ее за одну из хорошо знакомых им провидиц[32] Это утверждение, на мой взгляд, нуждается в уточнении, поскольку мы знаем, что европейские монархи далеко не всегда принимали у себя даже хорошо известных женщин-мистиков. Так случилось, к примеру, с Марией Авиньонской, чудесное исцеление которой на могиле кардинала Пьера Люксембургского и последовавшая затем целая серия откровений в 80–90-х гг. XIV в. активно обсуждались не только при дворе Климента VII и во всей папской столице, но и в Северной Франции. Тем не менее, желанию Марии лично увидеться с Карлом VI, которого она собиралась убедить в необходимости организовать новый крестовый поход, не суждено было осуществиться: до короля ее не допустили[33]. Что же касается Жанны д’Арк, то на момент своего появления в Шиноне она не обладала никакой известностью, что, как мне кажется, делает гипотезу М. Уорнер не слишком убедительной.
Пытаясь разрешить данную проблему и дать собственный ответ на вопрос, каким образом девушку все же приняли при дворе, французский историк Жак Поль предположил, что решающую роль здесь сыграли старинные пророчества, о которых прекрасно знали советники дофина Карла и в которых говорилось о пришествии некоей Девы, способной спасти Францию[34]. Действительно, если верить дошедшим до нас документам, весной 1429 г. при королевском дворе обсуждалось несколько таких предсказаний и их возможная связь с появлением Жанны д’Арк. Об одном из них, так называемом пророчестве Мерлина, она сама вспоминала в ходе процесса 1431 г.: «Когда она пришла к королю, некоторые [люди] спрашивали ее, есть ли в окрестностях ее деревни лес, называемый Дубрава (le Bois chesnü). Ибо существовали пророчества, в которых говорилось о том, что из Дубравы явится некая дева, которая совершит чудеса (quedam pudla quefaceret mirabïlia). Но сама она в них не верила»[35]. То же самое пророчество, очевидно, имел в виду духовник дофина Жерар Маше, чей разговор с теологами, допрашивавшими Жанну в Пуатье, слышал и пересказал в 1456 г. на процессе по реабилитации экюйе Гобер Тибо: «Он читал в книгах, что должна появиться некая Дева (quedam Puella), которая придет на помощь французскому королю»[36]. Не менее интересным и логично развивающим идею о пришествии спасительницы оказывалось и пророчество Марии Авиньонской, в одном из своих откровений якобы видевшей в небе оружие и доспехи, предназначавшиеся Деве, которая явится вслед за ней и освободит Францию от ее врагов. Об этом предсказании, согласно сообщению королевского адвоката Жана Барбена в том же 1456 г., упоминал профессор теологии Жан Эро, принимавший участие в допросах Жанны весной 1429 г.[37] Несколько иную версию предлагали в своих показаниях на процессе по реабилитации Дюран Лаксар, дядя девушки, и Катерина Ле Ройе, у которой та жила в Вокулере. Оба они утверждали, что пророчество о Франции, которую погубит женщина, но спасет дева (per mulierem desolaretur et postea per virginem restaurari debebat), знала и рассказала им сама Жанна еще до встречи с дофином[38].
27
Vauchez A. Jeanne d'Arc et le prophétisme féminin des XIVe et XVe siècles // Jeanne d'Arc, une époque, un rayonnement. Colloque d’histoire médiévale, Orléans, octobre 1979. P., 1982. P. 159–168.
28
Idem. Prophétesses, visionnaires et mystiques dans l’Occident médiéval // Vauchez A. Les laïcs au Moyen Age. P. 239–249.
29
Из всех известных нам французских женщин-мистиков XIV–XV вв. наиболее активную переписку с представителями светской и церковной властей вела Констанция из Рабастена:
Pagès А., Valois N. Les révélations de Constance de Rabastens et le schisme d’Occident (1384–1386) // Annales du Midi. 1896. № 8. P. 241–278;
Tanz S., Werner E. Spâtmittelalterliche Laienmentalitâten im Spiegel von Visionen, Offenbarungen und Prophezeiungen. Frankfurt am Main, 1993. Р. 179–191;
Blumenfeld-Kosinski R. Op. cit. P. 61–75.
30
Vauchez A. Jeanne d’Arc et le prophétisme féminin. P. 161;
Idem. Une «sainte femme» du Val-de-Loire à l’époque de la guerre de Cent ans: Jeanne-Marie de Maillé (1331–1414) // Vauchez A. Les laïcs au Moyen Age. P. 225–236;
Griguer Th. La vie et le procès de canonization de J.-M. de Maillé // Annales de Bretagne et de pays de l’Ouest. 1984. № 91. P. 27–37.
31
Андре Воше называл Жанну д’Арк типичной представительницей средневекового женского мистицизма: Vauchez A. Jeanne d’Arc et le prophétisme féminin. P. 159.
32
Warner M. Joan of Arc. The Image of Female Heroism. L., 2000 (4981). P. 79, 85, 89.
Насколько можно судить, в современной историографии эта гипотеза является одной из основных:
Vauchez A. La saintété en Occident aux derniers siècles du Moyen Age d’après les procès de canonisation et les documents hagiographiques. Rome, 1988. P. 441, 445, 629;
Contamine Ph. Jeanne d’Arc et la prophétie // Les textes prophétiques et la prophétie en Occident (XIIe — XVIe siècles). Mélanges de l’Ecole française de Rome. Moyen Age. 1990. T. 102. № 2. P. 677–685;
Beaune C. Jeanne d’Arc. P., 2004. P. 86;
Eadem. Une prophétesse aux côtés du roi // Histoire du Christianisme. 2008. № 43. P. 36–39.
33
Valois N. Jeanne d’Arc et la prophétie de Marie Robine // Mélanges Paul Fabre. Etudes d’histoire du Moyen Age. Genève, 1972. P. 452–467.
34
Paul J. Le prophétisme autour de Jeanne d’Arc et de sa mission // Il profetismo gioachi-mita tra Quatrocento e Cinquecento / A cura di G.L. Potestà. Roma, 1991. P. 157–182.
36
Procès en nullité de la condamnation de Jeanne d’Arc / Ed. par P. Duparc. P., 1977–1988. T. 1. P. 369.
О пророчестве Мерлина (
37
«Quedam Puella, que veniret post earn, eadem arma portaret et regnum Francie ab inimicis liberaret» (PN, 1, 375).