Я никогда не видел Пуаро таким расстроенным.
Забыв обо мне, он машинально передвигал подсвечники, повторяя: «Это же все меняет!»
Неожиданно ему в голову пришла какая-то мысль.
– Allons![31] Нельзя терять ни минуты. Где мистер Кавендиш?
Мы нашли Джона в курительной. Пуаро решительно подошел к нему:
– Мистер Кавендиш, мне срочно нужно в Тэдминстер. Появились новые улики. Разрешите воспользоваться вашим автомобилем?
– Конечно. Он вам нужен прямо сейчас?
– Да, если позволите.
Джон позвонил в колокольчик и приказал завести машину.
Через 10 минут мы уже были на пути в Тэдминстер.
– Пуаро, – робко начал я, – может быть, вы объясните мне, что происходит?
– Mon ami, о многом вы можете догадаться сами. Понятно, что теперь, когда мистер Инглторп оказался вне подозрения, положение сильно изменилось. Сейчас перед нами совершенно иная ситуация. Мы выяснили, что он не покупал стрихнин. Мы обнаружили сфабрикованные улики. Теперь надо найти настоящие. В принципе любой из обитателей усадьбы, кроме миссис Кавендиш, игравшей в тот вечер с вами в теннис, мог выдавать себя за мистера Инглторпа. Далее, мистер Инглторп утверждает, что оставил кофе в холле. Во время дознания никто не обратил внимания на его слова, но сейчас они приобрели первостепенное значение. Следует выяснить, кто отнес кофе миссис Инглторп и кто проходил через холл, пока чашка находилась там. Из ваших слов следует, что только двое были достаточно далеко – миссис Кавендиш и мадемуазель Синтия.
Я почувствовал глубокое облегчение – миссис Кавендиш была вне подозрений.
– Снимая обвинение с Альфреда Инглторпа, я был вынужден раскрыть свои карты раньше, чем хотел бы. Пока я делал вид, что подозреваю Инглторпа, преступник, вероятно, был спокоен. Теперь же он будет вдвойне осторожен. Да, да – вдвойне.
Пуаро посмотрел мне в глаза.
– Скажите, Гастингс, вы лично кого-нибудь подозреваете?
Я медлил с ответом. Откровенно говоря, утром мне в голову пришла странная мысль, совершенно абсурдная, но почему-то не дававшая мне покоя.
– Какое там подозрение, так, одна дурацкая идея.
– Говорите не стесняясь, – подбодрил меня Пуаро, – надо доверять своему чутью.
– Хорошо, я скажу. Пусть это звучит дико, но я думаю, что мисс Говард что-то скрывает.
– Мисс Говард?
– Да, вы будете смеяться надо мной, но...
– Почему же я должен смеяться над вами?
– Мне кажется, – сказал я, – что мы автоматически исключаем мисс Говард из числа подозреваемых лишь на том основании, что ее не было в Стайлз. Но, если разобраться, она находилась в каких-то пятнадцати милях отсюда. Это полчаса езды на машине. Можем ли мы с уверенностью утверждать, что в ночь убийства ее здесь не было?
– Да, мой друг, – неожиданно произнес Пуаро, – можем. Я в первый же день позвонил в больницу, где она работала.
– И что вы узнали?
– Я выяснил, что мисс Говард работала во вторник в вечернюю смену. В конце ее дежурства привезли много раненых, и она благородно предложила остаться и помочь ночной смене. Ее предложение было с благодарностью принято. Так что здесь все чисто, Гастингс.
– Вот как, – растерянно пробормотал я, – честно говоря, именно ненависть, которую она испытывает к Инглторпу, и заставила меня подозревать Иви. Она не оставит Инглторпа в покое. Вот я и подумал, что она может что-то знать по поводу сожженного завещания. Кстати, мисс Говард сама могла сжечь новое завещание, ошибочно приняв его за то, в котором наследником объявлялся Альфред Инглторп. Ведь она его так ненавидит!
– Вы находите ее ненависть неестественной?
– Да, Иви прямо вся дрожит при виде Альфреда. Боюсь, как бы она вообще не помешалась на этой почве.
Пуаро покачал головой.
– Что вы, друг мой, мисс Говард прекрасно владеет собой, для меня она является образцом истинно английской невозмутимости. Поверьте, Гастингс, вы на ложном пути.
– Тем не менее ее ненависть к Инглторпу переходит все границы. Мне в голову пришла мысль – довольно нелепая, не спорю, – что она собиралась отравить Альфреда, но яд по ошибке попал к миссис Инглторп. Хотя я не представляю, как это могло случиться. Предположение совершенно абсурдное и нелепое.
– Но в одном вы правы: нужно подозревать всех, пока вы для себя не докажете невиновность каждого. Итак, почему мисс Говард не могла намеренно отравить миссис Инглторп?
– Но она же была так ей предана!
– Ну-у, друг мой, – недовольно проворчал Пуаро, – вы рассуждаете как ребенок. Если она могла отравить миссис Инглторп, она, без сомнения, могла инсценировать и безграничную преданность. Вы абсолютно правы, утверждая, что ее ненависть к Альфреду Инглторпу выглядит несколько неестественно, но вы сделали из этого совершенно неверные выводы. Надеюсь, что я более близок к истине, но предпочел бы пока не обсуждать своих соображений.