Гибель казаков и общего любимца Брязги заставила Ермака вновь взяться за меч. «Ермак же о сем оскорбися много зело, на гнев подвижася, взъярися сердцем велми и повеле дружине своей препоясатися оружием и шед на брань», — сообщает летописец. С отрядом казаков атаман без промедления пустился в погоню и под Абалаком настиг татар. В короткой схватке отряд Маметкула был разбит, и лишь немногим во главе с предводителем удалось бежать от возмездия. На обратном пути казаки захватили тела убитых товарищей и похоронили их в 7 верстах от Искера, на Саусканском кладбище.
Кто хочет другими управлять, пусть сначала научится владеть собой, — гласит древнерусский афоризм. Ермак умел подавлять волей и подчинять разуму свои чувства, когда в этом возникала необходимость. На второй день после гибели Брязги и его товарищей в Искер явились татарские мурзы Ишбердей и Суклем. Первый прибыл с Тавды, второй — с Тобола. Ничем не выдал своего горя Ермак, любезно принял обоих мурз и привел к присяге государю московскому.
У Ермака не было оснований питать верноподданнические чувства к русскому самодержцу, и он не испытывал их ни в те времена, когда грабил на Волге царскую казну, ни теперь, когда стал повелителем целой страны. Но Ермак не отождествлял Русь, свою родину, с царским двором. Вышедший из толщи народной, он любил Россию, и это чувство еще более окрепло и обострилось вдали от нее. К России были обращены все его помыслы. Ей он верно служил, ведя своих товарищей в Сибирь. О ней думал, принимая шерть от новых подданных.
Приведя в русское подданство татарских феодалов, отложившихся от Кучума, и родоплеменную знать ближайших хантейских и мансийских племен, Ермак снарядил первое посольство в Москву. Этот шаг был обдуман со всех сторон. Атаман понимал, что удержать обширный край с небольшим числом воинов невозможно. Чтобы утвердиться в новой земле, надо ставить города и остроги с более или менее значительными гарнизонами. Вопрос о посольстве решал круг. Нетрудно было убедить казаков в необходимости закрепить плоды их ратных подвигов присоединением Сибири к России. Круг определил и состав посольства. Его возглавил первый помощник Ермака атаман Иван Кольцо. С ним шел в Москву атаман набранных у Строгановых иноземцев Черкас Александров[101].
Все предусмотрел Ермак, чтобы посольство достигло цели. Принимая мурз и князьков, он присматривался к ним и думал, кого из них можно использовать в качестве проводника. Выбор пал на мурзу Ишбердея. В беседах с ним атаман убедился, что тот хорошо знал кратчайший и менее опасный путь в Пермь Великую и с искренним дружелюбием относился к русским. Прибыв в Искер, как сказано, 6 декабря, Ишбердей со своими людьми оставался здесь до тех пор, пока Кольцо готовился к отъезду. Это дало возможность Ермаку еще ближе узнать его и убедиться в правильности своего выбора.
Наконец сборы закончились. В распоряжение посольства мурза предоставил оленьи упряжки. На нарты уложили разобранные по сортам меха соболей, чернобурых лисиц и бобров — ясак с сибирских народов. 22 декабря 1582 года Иван Кольцо и Черкас Александров в сопровождении Ишбердея и 25 казаков оставили Искер[102].
По заснеженной пустыне, руслами рек, лесами, скованными морозом болотами вел Ишбердей казачий поезд. Быстроногие олени легко несли нарты. Останавливались только на ночлег где-нибудь в лесу, реже в знакомых проводнику юртах. Дорога, особенно зимняя, всегда располагает к размышлениям. Тревожные думы овладели послом Ермака. Он сознавал всю ответственность возложенного на него поручения. От посольства зависела судьба результатов ратного труда всей дружины. Почетной и трудной была его миссия. Приходилось опасаться внезапного набега кучумовцев, которые, несмотря на всю предосторожность, принятую Ермаком, могли заметить большой обоз нарт, выехавший из Искера. Беспокоила Кольцо и встреча, которая ожидала его в Чердыни. Не поверит воевода, прикажет перевязать казаков и бросить в темницу, как воров и разбойников. Еще худшее могло случиться в Москве. Атаман дословно помнил указ о предании его публичной казни за погром ногайской столицы.
В верховьях Тавды встали на лыжи и дальше шли через Камень «Волчьей» дорогой, названной так то ли потому, что здесь суда перетаскивались волоком, то ли по причине первозданной дикости местности, по которой она пролегала.
На Чердынь прибыли после рождественских празднеств. Здесь Кольцо распростился со своими добрыми проводниками. Летописи не сообщают, как приняли в Перми Великой Ермакова посланца. Но достоверно можно утверждать, что худшие опасения не оправдались. К тому времени на Пермском воеводстве произошли перемены. Василия Пелепелицына сменил новый наместник Воин Оничков. Начальником воинских сил Пермского края был назначен голова Иван Глухов[103]. Без сомнения, В. Оничков получил грамоту царя по поводу Ермака и его дружины, аналогичную той, которая адресована Строгановым, но из отписки Ермака понял, что обстоятельства коренным образом изменились и эта грамота утратила силу. Иван Кольцо не только беспрепятственно был отпущен к Москве, но и снабжен подорожной на право брать лошадей на всех ямах по дороге в столицу. Возможно, такая предупредительность чердынских властей имела своим основанием и щедрые дары казаков.
102
По другим сведениям, Иван Кольцо взял с собой 50, по третьим — только 5 казаков. (См.: Сибирские летописи, стр. 281, 300, 308).