Почти не поняв последнего, старый Ермола пожал плечами, смотря во все глаза на казачиху. Между тем, обе женщины стали перед ребенком на колени, присматриваясь к нему.
— А какие белые пеленки.
— А само какое нежное.
— Должно быть панское, потому что кто же у нас решился бы на подобную штуку? У нас нет этого обычая.
— И выбрали же место под вашей хатой!
— Но посоветуйте же, что мне с ним делать!
— Что хотите, — отвечала казачиха. — Можете отнести к эконому, а он отправит к помощнику [12] и возьмут куда-нибудь в госпиталь.
— Возьмут! — воскликнул Ермола голосом, в котором слышались слезы. — Вот отличный совет! А будут ли там за ним смотреть? Может быть, уморят бедняжку с голоду.
Старуха пожала плечами.
— А вы же что с ним станете делать? — спросила она.
— Посоветуйте, кумушка.
— Что же вы думаете?
— Разве же я знаю, — отвечал старик, — у меня голова идет кругом… Ни за что не хотелось бы покинуть дитя, посланное мне самим Богом, но не знаю удастся ли мне его выкормить… Впрочем, почему же и нет?
— Надобно отдать его кормилице. Сходите прежде всего к Юрковой невестке.
— Ни за что на свете, это такая злая баба! Она его заморит, да и от меня потребует Бог знает сколько, когда у меня в кармане грош гроша ищет. Если бы вы дали ему немножко молочка… посмотрите как плачет, может быть, оно пило бы. Я брал бы у вас молоко.
Казачиха рассмеялась.
— Как вы сами будете и нянчить, забавлять, колыхать?.. Разве уже у вас нет больше никакого дела! Ребенок, вечные хлопоты: помню, сколько я возилась с покойным Тимошкой, да и с Горпиной тоже: ни днем, ни ночью нет отдыха.
— Разве уже я так много сплю, или так много работаю! — отвечал упрямый Ермола, постепенно привязываясь к своему найденышу. — Мне довольно отдохнуть несколько часов, и дитя спит постоянно, лишь бы не было голодно. Найдется время и вздремнуть, и поработать в огороде и напечь себе картофеля.
— Но чем же вы будете кормить его?
— Разумеется, молоком.
— А если оно и пить не сумеет?
Ермола вздохнул.
— Не сумеет!.. Ну, научится. Однако что же делать?
Казачиха взяла из рук старика дитя и начала с ним возиться: дитя плакало. Горпина побежала за свежим молоком, рассказала новость одной, двум соседкам, — и вскоре целая толпа окружила Ермолу с любопытством.
Никто из стариков не только не помнил ничего подобного в деревне, но даже не слышал. Толкам не было конца.
Советовал войт, советовала громада, старые, и молодые, и холостые, и женатые, женщины, девушки, но ничего не могли придумать. Потому что все друг друга сбивали, возражали друг другу и только сходились в одном, в один голос советовали взять в кормилицы Юркову невестку.
А сколько было догадок, странных предположений, шуток и сколько упреков недобрым людям.
Никто, однако же, не напал на след виновника этого события: ни в деревне, ни вблизи не видели под вечер никого чужого и даже ни один приезжий не показывался в Корине на перевозе. Когда уже общество наговорилось и начало расходиться, разнося по деревне неожиданную новость, старый Федько, известный владелец пегой кобылы, опершись на палку, сказал Ермоле:
— Вот, что мне пришло на память. Лет двадцать назад в Малычках овдовел знакомый мне хозяин: жена его умерла и оставила девочку меньше году. Одинокий бедняк не мог нанять мамки и напрасно ходил по деревне, прося, чтобы взял кто-нибудь сиротку, а у него не было даже коровы. Знаете, что он сделал? На последние деньги, оставшиеся от похорон, купил он козу, которая и выкормила ему такую девушку, какой нет в целом приходе.
Ермола схватился с места.
— Давайте же козу! — воскликнул он с живостью. — У кого есть коза? Куплю непременно.
— Есть у арендатора.
— Делать нечего, иду и покупаю.
И старик бросился к двери, но его удержали Федько и казачиха.
— Побойся Бога! — сказал крестьянин. — Ведь жид и шкуру с тебя сдерет, если узнает, что необходима коза.
— А пускай берет что хочет, лишь бы уступил козу.
— Отдадите за нее последнюю рубаху, — прервала казачиха. — Это такой обдирало, какого трудно найти и между жидами. Не торопитесь, скажите, что так вот захотелось иметь козу, не то потребует столько же, сколько и за корову.
— А пойду-ка и я с тобою, — сказал Федько, — посмотрите, как проведем жида.
— А что же делать с ребенком?
— Не беспокойтесь, оставьте у нас пока, ему ничего не сделается.
— Только, Бога ради, кумушка, осторожнее, — сказал Ермола заботливо.
— Смотрите! Он еще будет учить меня! Да разве же я первый раз вижу ребенка! Я укачаю его, напою молочком, хоть бы пришлось давать с пальца по капельке. Будьте спокойны.