Некоторые эпохи категорически запрещали женщине показываться постороннему человеку в неглиже, как бы скромно оно ни было, а тем более — принимать визиты лежа в постели или совершая свой туалет. А в другие эпохи женщина превращает самое интимное неглиже в туалет, предназначенный для приемов, принимает визитеров у постели — ruelle, как назывался проход около ее кровати, служивший в XVII в. настоящим корсо[5] для ее друзей и поклонников, — и находит совершенно естественным, что друг или посетитель становятся свидетелями ее туалета, откровенно и активно удовлетворяя при этом чувство эротической любознательности. Бывали и такие эпохи, которые разрешали мужчине и женщине вместе посещать баню.
Иногда хорошо любить — значит хорошо ненавидеть,
а праведно ненавидеть — значит любить.
Каждая эпоха полна противоречий. Что одному сословию кажется вполне естественным, у другого находится под строжайшим запретом, и наоборот. Еще ярче характеризует внутренние противоречия то обстоятельство, что женщине, которой запрещалось принимать постороннего мужчину даже в самом скромном неглиже, разрешалось надеть открытый бальный костюм, который позволял мужчине во время разговора, и особенно во время танца, удостовериться в ее физических достоинствах, выставленных напоказ; или что эта женщина имела полное право предстать перед мужчиной в купальном костюме, подчеркивающем ее обнаженность.
Также много противоречий в эпохи, провозглашавшие, с одной стороны, все половое святыней, имеющей право обнаруживаться лишь в безмолвии брачного алькова, а с другой стороны, — побуждая женщину костюмом, походкой и жестами вести самую непристойную беседу со всем миром и, так сказать, провоцировать каждого встречного мужчину. Было время, когда для женщины ничего не могло быть неприличнее, как публично показаться беременной, когда это состояние позорило каждую незамужнюю женщину, на которую все смотрели с презрением, но, с другой стороны, бывали периоды, когда подчеркивались последствия полового общения, демонстративно навязывающие каждой женщине интересное положение, фабрикуя и пуская на рынок ventre a deux, a trois ou a quatre mois[6].
Порою женщине даже разрешалось являться в обнаженном виде, чтобы производить впечатление эротического чуда. В Х!У в., в эпоху Ренессанса, и в конце XVIII в., в эпоху Директории и Консульства, ей позволялось позировать совершенно обнаженной для портрета. Известны портреты Дианы Пуатье, герцогини Урбинской, сестры Наполеона, г-жи Рекамье и многих других дам. Ей разрешалось даже фигурировать на картине в момент любви. Эпоха Регентства позволяла художнику откидывать портьеры и занавески будуара и приглашать весь мир в свидетели самых интимных сцен. Другие эпохи разрешали женщине-краса-вице в костюме мадонны представлять публике эротическое зрелище. Достаточно вспомнить портрет Агнессы Со-рель в виде мадонны и другие картины. Эротические изображения создавались не только как произведения искусства, но и путем самой обыкновенной печатной техники. В наше время, например, каждая актриса имеет право сняться в роли Юдифи, Саломеи или Монны Ванны, выставить свой портрет в тысяче экземпляров во всех художественных магазинах и пустить его в оборот в розничную продажу. Если на подмостках она еще обязана воспользоваться прозрачным трико, то перед фотографом она может сбросить даже и его.
История моды обнаруживает еще больше противоположностей, чем история языка и светских обычаев. Времена, когда общественная мораль принуждала каждую женщину закутаться с ног до головы, так что на первый взгляд трудно было отличить ее от мужчины, чередовались с эпохами, когда женщины всеми силами стремились обнажить свои физические достоинства. Одни эпохи языком моды говорили: «у женщины вообще нет ног», другие, напротив, развивали и культивировали ретруссе[7], при помощи которого женщины кокетливо обращают внимание на свои ноги. Такие эпохи создавали моду, которая принуждала к частым ретруссе. Так же появилась мода детально подчеркивать формы бедер, груди, очарование Венеры Каллипиги[8]. С этой целью упраздняли корсеты и жюпоны (нижние юбки), чтобы показать свои достоинства во всей красе. На закате средневековья и даже в период Ренессанса мужчина демонстративно подчеркивал свою мужественность путем так называемого гульфика, так что взгляд должен был прежде всего выделить эту часть костюма. Об этом сообщает немецкий историк Герман Вейс: «С курткой, которая спереди шнуровалась или застегивалась сверху донизу, носили узкие панталоны, закреплявшиеся вокруг бедер ремнями под полами куртки и так плотно обтягивавшие ногу, что отчетливо обрисовывали ее форму. Словно для усиления непристойности таких панталон, на месте обычного разреза на них, закрывавшегося полами платья, пришивали жесткий мешочек, который был явно на виду и нередко украшался бантами из лент или бахромой в том месте, где он прикреплялся к панталонам»
8