В жалованной грамоте царя Ивана Васильевича Кирилло-Белозерскому монастырю (1557 г.) тоже есть упоминание о трех монастырских ключах — Колдомском, Кнутовском и Зарецком[29].
Слово кулига с интересующим нас значением в русском национальном языке XVII—XVIII вв. было узкоместным, диалектным. Не случайно, что в документах первой половины XVII в. одни и те же части Череповецкой волости называются по-разному. Называя районы Череповецкой волости, белозерский воевода Андрей Образцов ни разу не приводит термин кулига, употребляя вместо него описательные обороты или используя обобщенное название кулиги без соответствующего термина, так как в словаре северных белозерских говоров XVII в. это слово отсутствовало. Вот отрывки из «Отписки белозерского воеводы… о действиях литовских людей… в Белоозерѣ» (1618 г.):
а нашли де они на лѣсу, то жъ Шухтоские волости в Чудцѣ (т. е. в Чудской кулиге. — Ю. Ч.);
…и стали в Неласкихъ въ деревнѣ Великомъ Дворѣ (т. е. в Нелазской кулиге. — Ю. Ч.)[30].
Совсем иное обнаруживается в «Поручной патриаршихъ крестьянъ села Федосьева…» (1641 г.), документе, написанном на «месте», в Череповецкой волости. Термин кулига используется здесь четко и последовательно: Се язъ, Иван Онофриевъ… поручился по крестьянине Стефановские кулиги деревни Паздерина, по Федорѣ Поликарповѣ, в томъ, что жити ему за нашею порукою въ тои же Стефановской кулиге в деревнѣ Никитинѣ[31].
Данные современных говоров также свидетельствуют об узкой сфере бытования этого слова с интересующим нас значением в прошлом. Дело в том, что, кроме белозерских говоров, ареал этого слова, по данным Словаря Картотеки народных говоров, с близким к нашему значению отмечен только в виде отдельных изолированных «островков» в вятских (кулига — ‛починок, деревня в лесу’) и в вологодских (кулига — ‛деревня, находящаяся далеко в стороне от погоста, деревня на отставе’).
Внелингвистические данные, а именно история края, где был распространен административный термин кулига в XVII—XVIII вв., хотя бы косвенно, но могут помочь в решении лингвистических вопросов — установлении этимологии этого слова.
Как известно, в конце VIII — начале IX в. в районе Межозерья (Ладожского, Онежского и Белого озер) жили вепсы, язык которых принадлежал к балтийско-финской группе финно-угорских языков. После расселения вепсов сразу же проникает в эти места мощный колонизационный поток славян.
По мнению историков и археологов, в XV — начале XVIII в. какая-то часть вепсов «…обитала в верховьях Суды»[32]. Есть свидетельства очевидца, который в первой четверти XVI в. встречался с вепсами в Судском стане Белозерского уезда: «Жители этой местности, — пишет он, — имеют особый язык, хотя нынче почти все говорят по-русски»[33].
Значительная часть вепсов, помимо течения рек Свирь и Оять, располагалась в верховьях Суды. Между тем интересующая нас территория, где бытовало ранее слово кулига, как сказано, была расположена восточнее, по среднему и нижнему течению р. Суды, а также по Шексне, при впадении в нее Суды. Следовательно, речь идет о территории, только прилегающей к области основного обитания вепсов. В этих местах проходила граница между вепсами и русскими, так что вепсские поселения перемежались с русскими. Лингвисты и историки находят здесь большое количество топонимов вепсского происхождения, с помощью которых славяне отмечали «соседство с собою иноязычного населения»[34]. Уже название одной из кулиг Череповецкого монастыря — Чудская — говорит о том, что на территории ее жили ранее вепсы, или чудь.
Итак, слово кулига в XVII—XVIII вв. распространено было в местности, где русские поселения располагались в непосредственном соседстве с вепсскими.
Лингвистические данные более определенно говорят о финском происхождении слова кулига с этим значением. Важно отметить, что слова с этим корнем можно обнаружить в словарном составе не одного какого-то языка, а ряда языков прибалтийско-финской группы. Так, по словам Я. Калимы, «в финском kylä ‛деревня’, карельском külä, вепсском külä, küla ‛вообще чужие сёла’, эстонском küla ‛село’ обозначают населенную местность, соседство»[35]. В финских диалектах и в дальних родственных языках küla обозначает ‛дом’[36]. Таким образом, это не случайная, пришедшая извне лексема, а слово основного словарного фонда многих прибалтийско-финских языков.
29
Б. Д. Греков. Крестьяне на Руси. М.—Л., 1946, стр. 597; см. также: Из Романовы слободки привезли старосты дымные деньги съ Татаровского
32
До настоящего времени вепсы проживают в этих местах — в Борисово-Судском р‑не Вологодской обл. (Н. И. Богданов. Народность вепсы и их язык. — «Труды Карельского филиала АН СССР», вып. 12. Петрозаводск, 1958, стр. 64).
34
Названия населенных пунктов и урочищ этой местности на