– Ну, это куда страшней. Назвать белку пренебрежительным словом «грызун»… хотя она и есть грызун.
– Я сама об этом думала. Когда-нибудь я все это проанализирую и пойму. – Лоис махнула рукой, отодвигая от себя это «когда-нибудь». – Как вам пришла в голову мысль стать секретарем?
– Из сна. Это приснилось мне несколько лет назад. Будто я служу секретарем у одного богатого пирата. Однажды его красавица дочь стояла на краю утеса и стреляла в гофера[1], который бегал по прерии. Она его подстрелила и так расстроилась, что прыгнула вниз с утеса. Я стоял внизу и подхватил ее, так что все кончилось романтически. Вот я и стал секретарем.
Она подняла брови и широко раскрыла глаза:
– Не могу себе представить, как дочь пирата могла очутиться на вершине утеса в прерии. Вам, должно быть, почудилось.
Ни один мужчина не в состоянии прервать такой бессмысленный разговор, как этот. Слава богу, у Лоис хватило приличия завести другой. Склонив голову набок, она призналась:
– Вы знаете, мне как-то не по себе. Где-то я вас видела, только не помню где, а я всегда запоминаю людей. Не подскажете, где это могло быть?
Я знал, что это могло быть все там же. Мои фото появляются в газетах не столь часто, как снимки президента Египта или даже Ниро Вульфа (последнее было там около года назад), но я знал, что это вполне вероятно. Я улыбнулся (на газетных фотографиях я никогда не улыбался) и покачал головой.
– Я бы этого не забыл. Я забываю только те лица, которые мне ни к чему помнить. Напрашивается единственное объяснение: я вам приснился.
Она рассмеялась:
– Ладно, теперь мы с вами в расчете. А все-таки жаль, что я забыла. Разумеется, я могла встретить вас в ресторане или театре, но если вы узнаете, что я запомнила вас после такой встречи, то лопнете от самомнения. Впрочем, здесь из вас и так быстро выпустят воздух. Хоть Джарелл мне и папочка, работать на него, судя по всему, несладко. Не понимаю, как… А, Роджер, привет! Ты знаком с Аленом Грином? – И она представила нас друг другу: – Папин новый секретарь. Роджер Фут.
Я обернулся. Брат Треллы был так же мало на нее похож, как и Уимен Джарелл на своего отца. Это был высокий, широкоплечий и мускулистый мужчина со скуластой физиономией. Я понял, что этот верзила вполне может раздавить мне ладонь, поэтому поспешил изо всех сил сжать его руку. Получилась ничья.
– Силен, – отметил Роджер. – Поздравляю. Небось эта шустрая девчонка уже успела выгнуть перед вами шею. Десять к одному, что она рассказала вам о своей белке.
– Роджер увлекается скачками, – пояснила Лоис. – Он чуть не попал на дерби в Кентукки. Когда-то у него была собственная лошадь, но она вывихнула ногу.
– Дело вовсе не в этом, мой ангел. Я бы все равно мог туда поехать, только вряд ли оттуда вернулся бы. Ведь твой папаша запретил банку «Вестерн юнион» принимать от меня телеграммы с униженными просьбами. Не говоря уж о телефонных звонках такого рода. Вы полагаете, что удержитесь здесь? – спросил Рождер у меня.
– Не знаю, мистер Фут. Я в этом доме всего два часа. Что, здесь на самом деле тяжко живется?
– Еще как. Даже если вы не такой бедняк, как я. – Он уставился на свою пустую руку. – Должно быть, я забыл свой стакан в доме. Вы не страдаете от жажды?
– Я страдаю, – заявила Лоис. – А вы, мистер Грин? Ален? Мы обращаемся с секретарями запросто. Пошли.
Я вошел вслед за ними в гостиную и направился к портативному бару, за которым Отис Джарелл смешивал в кувшине мартини. Справа от него стоял мужчина, слева – женщина. Мужчина был жилистый, черноглазый, в добротном темно-сером костюме с расклешенным от талии пиджаком. У женщины, возвышавшейся над хозяином дома каланчой, были рыжие волосы (крашеные или натуральные, я не разобрался), молочно-белое лицо и вставная челюсть. Джарелл представил меня, но их имена я узнал потом: миссис и мистер Герман Дитц. Новый секретарь Джарелла их не интересовал. Роджер Фут подошел с другой стороны бара и сообразил для Лоис «Кровавую Мэри», виски с содовой для меня и двойной бурбон без всяких примесей для себя.
Я сделал приличный глоток и огляделся. Уимен и Нора Кент, стенографистка, стояли рядышком у незажженного камина и, судя по их виду, беседовали о делах. Неподалеку от них в огромном мягком кресле развалилась Трелла. Она взирала снизу вверх на мужчину, который пристроился на ручке ее кресла.