Наконец он закончил перевязку, и я попробовала пошевелить рукой, чтобы оценить проделанную работу.
– Неплохо для новичка, – резюмировала я. – И точно заслуживает пяти звезд на yelp.com.
– Ух! – Врач смахнул со лба воображаемый пот и рассмеялся.
– Что ж, – я посмотрела на него снизу вверх, – я могу идти?
– Секундочку. – он достал из кармана своего белого халата черный маркер. – Можно мне расписаться на вашем гипсе?
Я улыбнулась и кивнула.
Доктор написал на моем гипсе свое имя – Финн – и номер телефона.
– На случай осложнений, – пояснил он, встретившись со мной взглядом.
– Мне кажется, это нарушение врачебной тайны или чего-то в этом роде.
– Только если вы являетесь моим пациентом. Но к счастью для меня, – он протянул мне бумаги для выписки, – вы больше не мой пациент.
Прежде чем я вернулась в приемный покой, мы договорились пообедать следующим вечером. Я практически не чувствовала боли в своей руке. Родни все еще ждал меня, лежа поперек четырех стульев. Он посмотрел сначала на меня, затем на подпись на моем гипсе и сказал:
– Девочка моя.
Прочитав письмо Финна, я решаю во что бы то ни стало вернуться в Америку, даже если для этого мне придется переплыть океан. Я иду к себе в комнату, чтобы собрать вещи, а затем возвращаюсь в Пуэрто-Вильямиль. Исабела почти не подает признаков жизни, но все же в городе больше шансов найти способ добраться до аэропорта на Бальтре.
Я торчу на пристани уже около часа, когда наконец замечаю вдали маленькую лодку с пыхтящим двигателем. С такого расстояния мне трудно разглядеть сидящего в ней человека. Размахивая руками, я быстро сбегаю вниз к причалу. Из лодки выпрыгивает мужчина и, даже не взглянув в мою сторону, начинает швартоваться.
– Hola, – осторожно начинаю я, не зная, хватит ли моего испанского для того, чтобы озвучить просьбу.
Мужчина тем временем выпрямляется, вытирает влажные руки о шорты и наконец поворачивается ко мне – и тут я понимаю, что передо мной вчерашний незнакомец из Центра разведения гигантских черепах, который был так груб со мной.
– No es cierto[25], – бормочет он и на секунду прикрывает глаза, словно молясь, чтобы я исчезла.
Что ж, по крайней мере, я знаю, что он говорит по-английски.
– Еще раз здравствуй, – с улыбкой повторяю я. – Я хотела спросить, не могу ли я взять твою лодку напрокат?
Он лишь качает головой.
– Прости, но это не моя лодка, – отвечает он и, словно не замечая меня, проходит мимо.
– Но ты только что был в… – Я пытаюсь его нагнать. – Слушай, я понимаю, что наше знакомство прошло не совсем гладко. Но у меня чрезвычайная ситуация. – (Он останавливается, скрестив руки на груди.) – Я заплачу. – Я не собираюсь сдаваться. – Я заплачу, сколько скажешь, только отвези меня, пожалуйста, на Санта-Крус.
У меня не так много наличных, но в Пуэрто-Айоре наверняка есть банкоматы.
– А что там, на острове Санта-Крус? – прищурившись, уточняет незнакомец.
– Аэропорт, – отвечаю я. – Мне нужно домой.
– Даже если ты попадешь на Санта-Крус, аэропорт тебе не поможет. Все рейсы и туда, и обратно отменены.
– Пожалуйста! – умоляю я.
Наконец он смягчается или мне так только кажется.
– Я не могу отвезти тебя туда. На острове строгий карантин. За его соблюдением следят федеральные власти.
Я едва сдерживаюсь, чтобы не разреветься.
– Я знаю, ты считаешь меня глупой туристкой. Я должна была уехать на последнем пароме, ты прав, – признаю я. – Но я не могу оставаться здесь бог знает сколько времени, пока люди, которых я люблю, находятся в… – Слова застревают у меня в горле; я пытаюсь сглотнуть и продолжаю: – Неужели ты никогда не ошибался?
Он вздрагивает, как будто я влепила ему пощечину.
– Послушай, мне все равно, что станет со мной, – отвечает незнакомец. – Но если тебя арестуют за поездку на Санта-Крус, домой ты все равно не попадешь. – Он меряет меня взглядом, от макушки до кончика кроссовок. – Надеюсь, ты что-нибудь придумаешь, – добавляет он и, коротко кивнув, уходит прочь.
Я остаюсь одиноко стоять на причале.
Ближе к вечеру, хотя моя голова все еще забита мыслями о том, чтобы выбраться с острова, я начинаю размышлять над другим вопросом: как много людей осталось на Исабеле вместе со мной?
Мне начинает казаться – пусть это и полная чушь, – что я последний человек на земле. После стычки с тем засранцем в Центре разведения гигантских черепах я не видела ни единой живой души. В той части дома, где живет Абуэла, нет ни движения, ни света. Пляж совершенно пуст. Допустим, из-за угрозы коронавируса на Исабелу не пускают туристов, и все же мне кажется, что я попала на съемочную площадку очередной антиутопии. Декорации превосходные, но в них дико одиноко.