Более тонкий парадигматический довод в защиту гомосексуализма предлагают люди, сопоставляющие принятие геев в Церковь XX века с принятием язычников в христианскую общину 1века[29]. Деян 10-11 свидетельствует: Церковь раздвигала границы христианской общины, признавая присутствие Божьего Духа в людях и группах, которые прежде считались нечистыми. Эта аналогия чрезвычайно интересна и заслуживает подробнейшего изучения. Однако остается вопрос, насколько эта аналогия уместна и может ли она перевесить все перечисленные выше факты, укрепляющие решимость Церкви не принимать гомосексуалистов. (См. далее рассуждение о роли опыта.)
Ясно и однозначно говорит против гомосексуализма и мир новозаветных символов. Рим 1 изображает, как мы уже говорили, человечество в состоянии мятежа против Бога, погрязшее в неправедности и смятении. Среди прочих отталкивающих черт этого портрета упомянуты и гомосексуальные акты - однозначно и безоговорочно - как один из симптомов трагической путаницы и мятежа. Если понимать эту модальность Нового Завета как авторитарную, то и этот портрет надо принимать как «откровенную реальность», как абсолютно авторитетное откровение об истинном состоянии человечества. Из такого понимания текста вытекает нормативная оценка гомосексуальной активности как искажения Божьего порядка творения.
Рим 1 содержит также более чем достаточно информации, которая должна повлиять на представление о Боге: Господь наш – Бог праведный, создавший людей, чтобы они повиновались Его замыслу, но вместе с тем наделивший их свободой восставать против Него; Он справедливо осуждает мятеж людей и проявляем свой «гнев», позволяя людям нести законные последствия своего греха. Такая характеристика Бога подлежит диалектическом) сопоставлению со столь же тщательно разработанным в Рим портретом милосердного Бога, справедливость которого главным образом проявляется в акте избавления людей смертью Иисуса Христа, чья праведность преображает нас и наделяет силами. Однако в противоположность другим новозаветным текстам, где характер Бога представляется как образец для подражания (напр., Мф 5:43-48), портрет Бога в Рим 1 предлагается не столько в качестве источника конкретных норм, сколько в качестве источника мотивации для этичного поведения.
Итак, Новый Завет ставит нас лицом к лицу перед реальностью: в какой мере был искажен назначенный Богом порядок человеческой жизни. Чтобы правильным образом использовать эти тексты в морализаторских рассуждениях о гомосексуализме, не следует пытаться выжать из них правила, но нельзя и выводить из них абстрактные «принципы». Прежде всего нужно обратить внимание на то, как эти тексты обрисовывают мир символов, в рамках которого и должно понимать нашу сексуальность. Если ключевой текст Рим 1 может быть использован как основа нормативной оценки гомосексуальности, то он может функционировать в качестве инструмента диагностики, скальпеля, вскрывающего истину об оскверняющей человечество «замене» естественного противоестественным. Согласно Павлу, гомосексуальные отношения, как бы ни понимали их (и как бы ни оправдывали, см. Рим 1:32) падшие и растерянные люди, являются трагическим искажением тварного устройства. Если мы признаем в этом вопросе авторитет Нового Завета, нужно научиться соответствующим образом относиться к гомосексуальности. (Очевидно, эта оценка оставляет открытыми множество вопросов, в том числе вопрос, как наилучшим образом пастырски решать эту проблему). Тем не менее, мы пока еще не решили, как свидетельство Нового Завета соотносится с другими моральными высказываниями по этой проблеме. Признаем ли мы за анализом Павла нормативную силу?