Глагол (verbum) назван так, потому что звучит посредством толчков (verberatio) воздуха[54] или потому что он часто употребляется (versetur) в речи. Ведь глаголы — знаки ума, посредством которых люди в разговоре поочередно обнаруживают свои знания. Ведь как имя обозначает лицо, так глагол — действие и речь лица. Так «я пишу» есть действие лица, равно и «мною пишут» указывает на действие лица, то есть того, которое претерпевает.
(2) Родов глаголов два — [глаголы] грамматиков (grammaticorum), а также риторов (rhetorum). [Глаголы] грамматиков распадаются по трем временам (tempora) — прошлому (praeteritum), настоящему (instans) и будущему (futurum), как «сделал», «делает», «пусть сделает» («fecit, facit, faciet»)[55]. Риторы же [словом] «глагол» обозначают как бы всю речь, [например говоря] «привлек нас благими глаголами» или «благие глаголы имел», где «глагол» обозначает не тот глагол, который распадается по трем временам, а всю речь[56].
Виды глаголов — это формы, наклонения, спряжения и залоги, <и времена>.
(3) Формы (formae) глаголов потому названы так, что информируют (informent) нас о всякой вещи. Ведь с их помощью мы указываем на то, что делаем. Замыслительная (meditativa) названа так от содержания мысли замышляющего, как «lecturio», то есть «хочу читать». Начинательная (inchoativa) — от начала [действия] после его замысливания, как «calesco» (начинаю нагревать). Участительная (frequentativa) — от часто [повторяющегося] действия, как «lectitio» (почитывать), «clamito» (покрикивать)[57]. Ведь форма глагола содержит его смысл, а наклонение — спряжение, ибо ты не поймешь, каково спряжение, если перед этим не узнаешь, каково значение [глагола].
(4) Наклонения (modi) названы так оттого, каковы (quemadmodum) они в своих значениях. Ведь изъявительное наклонение (indicativus) называется так потому, что имеет значение изъявляющего, как «я читаю» («lego»). Повелительное (imperativus) — поскольку звучит как повеление, например «читай!» («lege»). Желательное (optativus) — поскольку мы с его помощью [мы говорим о том, что] желаем делать что-либо, как «utinam legerem» («мне хотелось бы почитать»). Сослагательное (coniunctivus) — поскольку с его помощью мы что-либо [в речи] присоединяем, так чтобы речь стала полною [по смыслу][58]. Ведь если ты скажешь «cum clamem» («раз я кричу»), смысл неясен, если же я скажу «cum clamem. quare putas quod taceam?» («раз я кричу, почему ты считаешь, что я молчу?»), смысл стал полным[59]. (5) Неопределенное <наклонение> (infinitus) называется так оттого, что, определяя времена глагола[60], оно не определяет лица, как «кричать» («clamare»), «выкрикнуть» («clamasse»). Если ты добавишь к нему лицо, то станет как бы определенное: «clamare debeo, debes, debet» («я, ты, он должен кричать»). Безличное [наклонение] (impersonalis) называется так, ибо лишено лица в виде имени или местоимения, как, например, «читается» («legitur»); добавь лицо — «мною, тобою, им» («а me, a te, ab illo») — и смысл станет полным. Однако для неопределенного наклонения лицо отсутствует у всего глагола, тогда как для безличного — отсутствует только местоимение или имя[61].
(6) Спряжение (coniungatio) называется так оттого, что из-за него многое сопряжено с одним звуком. Так, оно учит, на какой слог должно оканчиваться будущее время, чтобы не сказать по неопытности «legebo» вместо «legam»[62]. Первое и второе спряжения имеют будущее время на «-bo» и «-bor», а третье — на «-am» и «-ar» [в действительном и страдательном залогах соответственно].
(7) Залоги глаголов (genera, рода) названы так оттого, что порождают (gignant) друг друга. Ведь действительный залог при добавлении -r порождает страдательный, и обратно — отняв -r у страдательного залога, произведешь на свет действительный. Сами же действительные залоги (activa) называются так, поскольку действуют, как «я бью», а страдательные (passiva) — поскольку претерпевают, как «меня бьют», средние (neutralia) — поскольку ни действуют, ни претерпевают, как «лежу» (iaceo), «сижу» (sedeo). Если к ним добавить букву -r, то это не будет [звучать] не по-латински. Общие (communia) называются так, поскольку и действуют и претерпевают, как «amplector» (обнимаю, обнимаюсь). Если у таких глаголов отнять последнюю -r, то это будет звучать не по-латински. Ведь эти глаголы называются отложительными (deponentia), поскольку образуют (deponunt) причастие будущего времени, которое заканчивается на -dus, от страдательного залога, как «gloriandus» (тот, который будет хвастаться)[63].
вернуться
Глагол назван так, поскольку звучит посредством толчков воздуха. См. Arist., De anima, II, 8: 420b. О роли голосовых связок при произношении в античности не было известно.
вернуться
Времена. Подробнее о них см. Diomed., I,335К; Dion. Thrac., 13 и схолии к этому месту (249Н, 250Н); Prisc., VIII, 51–54; Choerob., II, 12Н. Удивительно, но важнейшая и интереснейшая из характеристик глагола — время — изложена у Исидора хуже всего. В архаические времена глагол у индоевропейцев мог обозначать: 1) длящееся в настоящем или прошлом действие, действие повторяющееся или начатое намерением; 2) чистое действие вне всяких дальнейших характеристик; 3) настоящее или прошедшее состояние, наступившее в результате совершения какого-либо действия. Первому соответствуют Praesens и Imperfectum (а если действие только начинают делать или намереваются сделать — Imperfectum de conatu); второму — Aoristus; третьему Perfectum и Plusquamperfectum (если упомянутое состояние наступило в прошлом). Будущее время (Futurum) стояло особняком, так как уже к классическим временам потеряло видовые различия (хотя в древности перфектное будущее существовало), а морфологически образовывалось по типу аориста. Поэтому даже ранние грамматики легко установили эти три формы сродства времен глаголов. Однако дальше начался процесс «вытягивания по линии времени» глагольного действия, то есть соотнесения грамматических времен с моментами реального времени. Поэтому «длительность», «завершенность» или «нейтральность» перестают быть подразделениями прошлого, настоящего и будущего времени и становятся показателями законченности или незаконченности действия к моменту говорения в настоящем или прошлом, если план действия, о котором ведется речь, смещен в прошлое. Стоики опирались на атомистическую теорию времени, по которой прошлое, настоящее и будущее — это три конечной длины отрезка времени; движение по этим отрезкам совершается скачками с остановками времени внутри каждого отрезка. В соответствии с этой теорией стоическая грамматика объясняла времена глаголов следующим образом: Perfectum оказывался «настоящим завершенным» действием, а Plusquamperfectum — «прошлым завершенным», то есть оба обозначали действие, закончившееся к определенному моменту времени. Praesens понимался как начавшееся в прошлом, продолжающееся в данный момент и переходящее в будущее действие, а Imperfectum — как незаконченное действие, прерванное к настоящему моменту, но могущее возобновиться в будущем. Aoristus стали понимать как завершенное действие без указания, к какому моменту оно было завершено. Александрийские грамматики исповедывали более модные континуальные (аристотелевские) теории времени и рассматривали настоящее лишь как точку, как мгновенную границу между прошлым и будущим. Поэтому грамматическое «настоящее» было поделено между прошлым и будущим, и, таким образом, Perfectum отошел к числу «прошедших» времен. Такая теория плохо объясняла даже изъявительное наклонение и вовсе не объясняла другие наклонения, которые у греков (если не считать будущего времени) указывают лишь на видовые, но никак не временные отличия. Поэтому теория продолжала развиваться, что заметно из данного отрывка у Исидора. Логическим завершением этого процесса «протягивания времен по времени», являются многие современные языки, например, русский, ибо многие русские рождаются, живут и умирают с убеждением, что времен у глаголов бывает только три — прошлое, настоящее и будущее (а какие же еще?!), хотя, строго говоря, глаголов в прошлом времени мы уже не употребляем. Кто не верит, пусть подумает, бывают ли глаголы, не изменяющиеся по лицам (то есть не спрягающиеся), зато меняющиеся по родам и числам (то есть склоняющиеся), ведь именно это происходит с глаголами в нашем «прошедшем времени». Пусть читатель сам догадается, что за глагольную форму мы употребляем под названием «прошедшего времени» нашего глагола. Правда, русский язык, упростив времена до этого предела, немедленно изобрел так называемые «формы» глагола, то есть «совершенную» и «несовершенную». Если бы к ним добавилась еще «перфектная» как указание на результат действия (а «совершенную» сочли бы «аористной» в старом значении этого слова), то мы вернулись бы к древнейшей системе времен, правда, в сильно рационализированном виде. Возвращаясь к латыни, заметим, что римская грамматическая традиция воспроизводила александрийскую греческую, отмечая лишь морфологическое совпадение в латинском перфекте греческого перфекта и аориста (однако синтаксически латинский перфект тут же распадался на Perfectum praesens и Perfectum historicum = Aoristus). Латинское Futurum II, указывавшее на действие, которое должно совершиться в будущем, но прежде какого-либо другого будущего действия, еще со времен Варрона относили к сослагательному наклонению.
вернуться
У риторов глагол обозначает всю речь. Русское слово «глагол» сохранило ту же двусмысленность, так как в старом русском языке обозначало просто «слово». Например у А. С. Пушкина: «Глаголом жги сердца людей».
вернуться
Формы глагола. Осталась неназванной собственно «обычная» форма глагола, которая называлась законченной. См. Donati, Ars gramm., IV, 381К. Из этих экзотических «форм» в русском языке широко используется только одна — участительная: «зевать» — «позевывать», «читать» — «почитывать». Начинательная отчасти совпала с совершенной формой русского глагола.
вернуться
Сослагательное — поскольку с его помощью мы что-либо в речи присоединяем, так чтобы речь стала полной по смыслу. Определение связано с тем, что в латинском языке многие придаточные предложения ставятся в сослагательном наклонении.
вернуться
Сослагательное наклонение. Для русского читателя такое объяснение не даст ничего, так как пример взят из согласования времен, которое у нас свое. Однако следы употребления конъюнктива при согласовании времен в русском языке еще сохранились: можно обратить внимание на частицу «бы», слившуюся с союзом «чтобы», который вводит у нас придаточное предложение цели. Та же частица отвечает и за сослагательное наклонение. Оказывается, в придаточных цели мы, сами того не ведая, употребляем конъюнктив.
вернуться
Неопределенное наклонение, определяя времена, не определяет лица. В латинском языке неопределенная форма глагола изменяется по временам и залогам.
вернуться
О наклонениях см. также. Choerob., II, 4Н; Dion. Thrac., 13; Diomed., I. 338–340K; Prisc., VIII, 63–76. Исидор, следуя Донату, приводит достаточно поздний вариант теории наклонений. Более ранние римские грамматики от Варрона до Реммия Палемона находились под сильным греческим влиянием, выделяя желательное наклонение (оптатив), а также ряд искусственных наклонений — «вопросительное» (например, scribone, legone — пишу ли я, читаю ли я), «увещевательное» (хортатив или юссив), «уступительное» (конгрессив), «обещательное» (будущее время с модальным оттенком), «причастное» (герундий и супин), «безличное» (употребление 3-го лица ед. числа пассива). У Исидора, как видим, из всех искусственных осталость только «безличное». Кстати, сослагательное наклонение могли называть subiunctivus («подчинительным»), а могли — coniunctivus («сослагательным»), но в чем было различие — неизвестно.
вернуться
Сказать «legebo» вместо «legam». То есть проспрягает глагол «legere» (читать) в Futurum I по второму вместо третьего спряжения. Ср. в русском «ездиют» вместо «ездят» (первое спряжение вместо второго). Заметим, кстати, что Исидор не упоминает о том, сколько бывает спряжений (то есть четыре, не считая Шб спряжения) и каковы они.
вернуться
О залогах также см. Choerob., II, 5Н; Dion. Thrac., 13; Macrob., Sat., V, 627–628K; Diomed., I, 336–337K. Греческий термин для обозначения залога — διάθεσις — дословно означает «расположение». Согласно византийцу Хировоску (Choerob., II, 5Н) «древние называли залогами и наклонения, и залоги и лишь впоследствии произвели разделение, называя душевные расположения наклонениями, а телесные — залогами». То есть наклонение показывает то, к чему наклонена душа, а залог — в каком телесном положении находится действующий. Следов греческого медиального залога в позднеримских грамматических учебниках нет. Говоря об истории возникновения залогов, надо заметить, что разделение их на действительный и страдательный — позднее. В древнейших индоевропейских языках фиксируются тоже два залога, но иным образом — действительный и медиальный. Их значение легко понять, например, по санскриту, где действительный залог назвался Parasmai-pada (букв.: «слово для другого»), а медиальный — Atmane-pada (букв.: «слово для себя»). То есть залог указывал направленность действия глагола вовне или на себя; у каждого из них была своя система личных окончаний. Причем в том же санскрите мы видим, что большинство глаголов спрягается либо по одному залогу, либо по другому; то есть для обозначения медиального действия просто использовались другие глагольные корни. Можно сказать, что древние глаголы почти все были как бы отложительные. Количество глаголов, принимающих формы обоих залогов, крайне невелико (например, yaj — «приносить жертву в чью-то пользу»). Страдательный же залог (пассив) изначально был чем-то вроде наклонения, в которое можно было поставить глаголы обоих залогов, но имел личные окончания медиального залога. В греческом языке мы имеем переходный вариант, когда все три залога существуют равноправно, но окончания пассива совпадают либо с окончаниями медиального залога, либо даже действительного (актива). При этом существует великое множество отложительных и полуотложительных глаголов. Латинский язык показывает картину, близкую к современной: морфологически есть только два залога, актив и пассив, из которых пассив при необходимости может пониматься в медиальном значении. Отложительных глаголов мало, из них общеупотребимых буквально 6–7, и примерно такое же количество полуотложительных.