Все сказанное выше относится, в частности, и к Нижнему Конго. Для иллюстрации существующей там в последние десятилетия картины мы рассмотрим положение в районе, именуемом последнее столетие Майомбе. Это большой участок правобережья между реками Конго и Квилу-Ниари, находящийся поблизости от океанского побережья. Характерную особенность этого района составляет гористая полоса тропического леса, языком протянувшаяся от экваториальных лесов Габона и постепенно переходящая в саванну в направлении к излучине Конго. Она издавна называлась у жителей побережья «Йомбе», или «Майомбе», что означает примерно — «глушь», «дебри», а обитателей ее они называли «байомбе». Постепенно, однако, понятие Майомбе стало расширяться, включив в себя и всю смежную с тропическим лесом саванну, вплоть до русла Конго и до Хрустальных гор на востоке. В таком объеме это понятие закрепилось уже с приходом европейцев. Но они перенесли и этноним «йомбе» (или байомбе, майомбе) на население всего района разом. На этнических картах население его теперь уже фигурирует в качестве единого «племени» — «йомбе»[536].
Как относились к этому названию до последнего времени сами жители Майомбе, помогает узнать обстоятельное справочное издание «Этническая карта Бельгийского Конго»[537], составленное на основании всех доступных его автору источников и, в частности, опросных сведений, исходящих от колониальных чиновников. Все население южного и юго-восточного Майомбе отказывалось признать себя йомбе, находя это название оскорбительным и даже жители лесной полосы, те, кого можно было бы по праву считать йомбе, тоже далеко не все относили к себе это название[538]. Эти истинные йомбе различали друг друга по самоназваниям, образованным от названий их «земель» — более или менее четко вырисовывающихся территориальных единиц[539]. Такой принцип самоназваний, очевидно, уже изживающий себя отмечен и у остальных жителей Майомбе (а также по соседству на побережье, о чем нам предстоит говорить отдельно) Но в отличие от собственно йомбе остальное население Майомбе пользуется другой категорией самоназваний, более высокого уровнями подразделяется на «вунгана», «сунди», «каконго» и «солонго»[540].
Судя по подробным этническим картам, приведенным в упомянутом справочнике[541], жестко определить границы четырех этих групп невозможно: они в значительной мере разбавлены теми, кто признает себя просто йомбе, а каконго вообще живут множеством разобщенных между собой незначительных сообществ вперемежку с йомбе, солонго и вунгана. Придерживаться своего самоназвания заставляли представителей каждой из этих групп в первую очередь не этнические различия, потому что вунгана, например, ничем не отличаются в этом смысле от остальных йомбе и, тем не менее, не склонны признавать себя йомбе; в то же время язык сунди, живущих двумя довольно компактными группами среди йомбе, явно испытал на себе фонетическое воздействие языка кийомбе[542]. Дело в том, что за каждым из этих самоназваний стоит многовековая традиция, каждое из них — это как бы сохранившийся отпечаток исторического прошлого, ушедшего в небытие. Если он и символизирует сознание единства, то — былого единства, и не в рамках тех групп, которые представлены в Майомбе, а более широких. (Это не касается вунгана — населения древней исторической области Вунгу в юго-восточном Майомбе).
Солонго — это небольшая группа мигрантов с южного берега эстуария Конго, которые уже много поколений поддерживают связи со своей бывшей родиной, где живет основная масса солонго. Каконго в свое время входили в состав политического образования Каконго, средоточие которого — священная столица и окружающая ее жизненно важная территория находились на побережье и при колониальном разделе отошли к Кабинде. А две группы сунди в Майомбе сохраняют память о своем древнем родстве с другими общностями сунди, живущими неподалеку, в восточной части правобережья. Иными словами, можно сказать, что ни одна из четырех самоназывающихся общностей в Майомбе не представляет собой совершенно обособленной целостности со своими специфическими характеристиками.
Но и трактовать генерализованное понятие «йомбе» как хотя бы условное обозначение какой-то определенной этнической общности тоже нет оснований, так как границы его обусловлены не этнической спецификой, а ландшафтными особенностями района и в какой-то мере политическими границами. Понятие «йомбе» в нынешнем его толковании значит не больше, чем наше определение «житель Урала», которое не содержит никакой специальной этнической информации и не свидетельствует, что человек живет непосредственно в Уральских горах, а лишь примерно указывает район его местожительства. Только в силу этнографического стереотипа этноним «йомбе» квалифицируют как «племенное» название, и самое удивительное, что под гипнотическим воздействием этого стереотипа даже сами административные власти Республики Заир считают йомбе «племенем»[543].
537
538
540
Варианты написания этих этнонимов в европейских документах не приводятся, чтобы не перегружать текста.
542
Согласно классификации М. Гасри — это вообще один и тот же язык кийомбе. См.:
543
Цит. по: