Развернувшиеся в начале XX в. широкие этнографические исследования в Калифорнии показали, что и там далеко не везде можно было обнаружить племена в том смысле, который им придавали теоретики конца XIX в. По словам А. Кребера, в Калифорнии не было таких племен, как у большинства североамериканских индейцев, и здесь этим термином следовало обозначать скорее «этническую, а не политическую единицу»[687]. Лишь у йокутсов и некоторых шошонов удалось обнаружить «настоящие» племена с особым названием, диалектом, территорией и централизованным управлением. Несколько менее развитая племенная организация была зафиксирована у мохавов и юма. Зато у многих других групп населения (юки, помо, майду и др.) выявилась иная картина: крупнейшие признаваемые самими индейцами общности были здесь представлены группами поселков, руководимыми единым вождем. Эти группы не имели какого-либо названия, особого диалекта или обычаев. Лингвистическая и культурная общность включала несколько таких групп, однако она не осознавалась самими индейцами и не имела никакого самоназвания[688]. Первоначально А. Кребер считал, что термин «племя» в данном случае неприменим. Для обозначения описанных групп поселков он ввел термин «племечко» («tribelet») и определил его как «мелкую группу, обладающую четко ограниченной территорией, не имеющую названия, кроме как по данной местности или какой-либо ее достопримечательности, говорящую обычно на тождественном соседним группам диалекте, но полностью автономную»[689]. Впоследствии и сам А. Кребер, и некоторые другие специалисты, оставив термин «племечко» за подобного рода группами, сочли возможным использовать термин «племя» для более крупных лингвистических общностей[690].
Изучая индейцев и эскимосов Канады, Д. Дженнес применял термин «племя» с большими оговорками. Он писал: «Термин „племя“, строго говоря, с трудом применим к восточным и северным народам Канады, так как он означает группу людей, занимающих нерасчлененную территорию, которые обладают общей культурой, говорят на одном языке и действуют как некое единство в случаях нападения или обороны. Он означает, далее, четкое политическое отграничение от соседних народов, обычно ассоциированное в свою очередь с различиями в обычаях и языке. Несомненно, в рассматриваемом районе были реальные племена такого типа… Но в целом, кого бы мы ни изучали, алгонкиноязычное население, атапасков или эскимосов, единственной четко определенной политической единицей является община»[691]. Большинство племен здесь представляли собой «всего лишь группы разрозненных общин, очень похожих по языку и обычаям; они не имели централизованной власти, но в результате тесных соседских связей и взаимных браков имели много общих интересов. У эскимосов даже такие племена отсутствовали, потому что общины были разбросаны по такой обширной территории, что они жили, не зная никого, кроме своих ближайших соседей; и, тем не менее, они так близко напоминали друг друга, что можно было проехать в некоторых районах сотни миль, не заметив сколько-нибудь заметных отличий»[692]. По наблюдениям Д. Дженнеса, языковые различия между соседними племенами иногда были так малы, что пограничные общины отличались большим сходством и нельзя было установить, где кончается одно племя и начинается другое. Общины могли отрываться друг от друга, переходить из одного племени в другое. Вследствие этого элементы культуры и языка передавались от группы к группе. По этой причине Д. Дженнес настаивал на том, что принятое деление на племена наскапи, монтанье, йеллоунайф и др. в значительной мере произвольно, причем в меньшей степени в настоящий момент, чем раньше, когда не было резерваций и население было подвижнее[693].
687
689
690