Происходившая во второй половине 60-х годов дискуссия по проблеме племени выявила стремление многих этнографов к отказу от прежней концепции племени. Начало этой дискуссии положил М. Фрид. Его критические замечания имели довольно своеобразный характер. Если многие специалисты до него, желая увязать концепцию племени с живым материалом, придавали отдельным ее положениям все менее и менее жесткий характер, то М. Фрид, напротив, продолжал считать племя жесткой структурой с четкими границами. Это видно из контекста его работ, хотя сам он нигде не дал определения племени. Исходная позиция этого автора довольно недвусмысленна проявилась в его критических замечаниях. Рассматривая материалы об отсталых обществах, М. Фрид показал, что в первобытный период в тех общностях, которые обычно называют племенами, не было ни кооперации, ни солидарности, и они сами поэтому представляли не социальные единства, а агрегаты разрозненных групп; языковые границы не совпадали с племенами; племя не имело социально-потестарной функции. М. Фрид справедливо обратил внимание на неразработанность понятия культурной общности. Он призвал исследователей изучать феномен племени в диахронии, хотя сам и не последовал этому совету. Все упомянутые положения содержались в его статье 1966 г.[748] и были им развиты в книге, изданной в 1975 г.[749] Кроме того, в этой книге справедливо обращалось внимание на невозможность отождествления племени с биологической популяцией, а также отрицались хозяйственно-экономическое единство племени и его военная функция. По мнению М. Фрида, племя не являлось гомогенной культурной общностью и не совпадало с религиозно-церемониальной группой. Затрагивая вопрос о самоназвании, этот исследователь пришел к выводу, что племенные названия, как правило, происходили от кличек, навязанных местному населению извне. Племя, по его убеждению, не могло рассматриваться и как стадия социально-потестарной эволюции.
Что же представляло собой племя, да и существовало ли оно вообще? М. Фрид считал, что оно существовало, однако повсюду было связано своим возникновением с влиянием классовых государственных обществ на более отсталых первобытных соседей и, следовательно, оказывалось «вторичным» явлением. В нашу эпоху это нашло выражение в «трибализме», характерном для многих развивающихся стран, где он по большей части коренится в особенностях процессов, происходивших в колониальное время и связанных с прямыми или косвенными контактами с европейцами.
Правильно поставив вопрос о границах применения эволюционистской концепции племени, М. Фрид остановился фактически на полпути и не смог противопоставить ей достаточно разработанной альтернативы. Понимая под племенем лишь те общественные структуры, которые образовывались у отсталых народов под влиянием обществ, обладавших государственностью, М. Фрид даже не пытался предложить какую-либо новую концепцию для определения социальных организмов, существовавших на разных этапах первобытной истории. Он не стал сколько-нибудь подробно рассматривать развитие социальной и этнической организации в первобытности и не уделил практически никакого внимания проблеме первобытного этнического самосознания.
Статья М. Фрида[750] послужила поводом для организации в 1967 г. в Американском этнологическом обществе симпозиума, посвященного проблеме племени. На симпозиуме выявились существенные разногласия между его участниками. Некоторые из них считали племя абстракцией, созданной этнографами (Г. Льюис)[751], другие — формой социально-потестарной организации (Г. Доул, Ф. Джиеринг)[752], третьи — этнической единицей (Ф. Бессак, М. Мерман)[753] и, наконец, четвертые — группами, обладающими самосознанием (Р. Коуин, А. Шлегель)[754]. Одна из участниц симпозиума Г. Доул, отметив бесполезность использования комплекса разных критериев для вычленения племенных общностей, отдала вслед за М. Фридом предпочтение критерию социально-потестарного единства. Определив племя, как автономную социально-потестарную единицу, она вернулась к отождествлению племени с общиной или ордой на ранних этапах человеческой истории[755], что, как было показано выше, было характерно для многих исследователей XIX в.
748
751
752
753
754