Особенно мало историко-демографических работ по тем начальным стадиям развития человеческого общества, которым посвящена данная статья. Здесь сильнее дает себя знать уже упомянутая выше бедность фактического материала. Чем дальше устремляется исследователь в глубь истории, тем труднее найти ему опору в количественных данных: в раннеклассовых формациях они бедны и фрагментарны, а по первобытному обществу их и вовсе нет. Археология и палеоантропология не способны восполнить этот пробел. Правда, вещественные и костные остатки часто дают возможность хотя бы ориентировочно определить число людей, которые жили в стойбище или селении, а иногда и во всем археологически обследованном районе. Но половозрастной состав древнего населения, реконструированный по костным останкам, обычно предстает перед исследователем в сильно искаженном виде из-за сравнительной малочисленности женских, и особенно детских погребений; к тому же детские скелеты отличаются меньшей сохранностью, чем взрослые. То же самое относится и к другим демографическим показателям: археологические и палеоантропологические материалы лишь в редких случаях дают, например, возможность установить хотя бы ориентировочно уровень рождаемости и смертности древнего населения. Большая фрагментарность археологических находок в хронологическом и в территориальном отношении может придать устанавливаемым на их основе фактам даже элемент случайности.
Гораздо больше дают в этом отношении материалы этнографии, хотя, конечно, далеко не все сведения, собранные исследователями так называемых племенных и аграрных обществ в различных областях земного шара в последние столетия, можно безоговорочно распространить на первобытную или, например, рабовладельческую формацию. Уже не раз предпринимались попытки дать сводный анализ большого этно-демографического материала по племенным обществам. Следует отметить в этой связи обобщающую работу Л. Крживицкого «Первобытное общество и статистика его естественного движения»[2], а из числа работ последних десятилетий — Ф. Лоримера «Культура и рождаемость. Исследование отношений культурных условий и рождаемости в непромышленных и переходных обществах»[3] и Мони Нага «Факторы, влияющие на рождаемость в непромышленных обществах: Сравнительно-культурное исследование»[4].
Демографическая история (включая и процесс естественного воспроизводства населения) раннеклассовых формаций, частично уже обеспеченных и статистическими данными в связи с начавшимся массовым учетом населения, в целом освещена несколько лучше, хотя обобщающих работ и по этим эпохам не так много. Чаще всего такие обобщения делаются в трудах, посвященных демографической истории крупных регионов — например, в работе Б.Ц. Урланиса «Рост населения в Европе»[5], или всего мира — например, в работе французских ученых М. Рейнара и А. Арманго «Общая история населения мира»[6]. Из числа монографий, посвященных специально этим эпохам, можно отметить работу Д. Рассела «Древнее и средневековое население»[7].
Время происхождения человекообразных существ, от которых можно вести генезис современного человека, по последним данным, измеряется уже несколькими миллионами лет, однако о большинстве этапов предыстории человеческого общества приходится лишь гадать. Не вполне выяснены все основные звенья биологической эволюции этих человекообразных существ; по существу достаточно четкое представление имеется лишь о физическом облике неандертальцев, относящихся к последним этапам этой предыстории, но об особенностях их естественного воспроизводства или, проще говоря, размножения также известно мало. Есть основания предполагать, что репродуктивные параметры неандертальцев, прежде всего, — возраст наступления половой зрелости, длительность беременности и т. п., были близки кроманьонским, а, следовательно, и параметрам современных людей; судя по костным остаткам, полагают также, что средняя продолжительность жизни неандертальцев составляла около 20 лет. Процесс размножения управлялся биологическими инстинктами, которые, возможно, со временем стали все более корректироваться какими-то элементами социальных установок; считают, в частности, что растущее и как-то осознаваемое чувство коллективизма уже на этой стадии должно было привести к взаимной терпимости взрослых самцов, отразившейся в системе неупорядоченных половых отношений или промискуитета. Можно предполагать, однако, что в первобытном стаде неандертальцев преобладали, хотя и в ослабленной форме, так называемые гаремные семьи (несколько самок с детьми при одном сильном самце), типичные для большинства современных обезьян — павианов, шимпанзе, горилл и др.[8] Такие семьи, исключившие из полового общения молодых самцов, несомненно, нарушали стадный коллективизм. Возможно, что именно это обстоятельство сыграло немаловажную роль в том, что неандертальцы были вытеснены физически менее сильными, но социально более сплоченными кроманьонцами.
3
4
7
8
См.: