Есть этнонимы по хозяйственно-культурному типу, еще более ясно указывающие на него, вроде названия «ройдигнии», обозначавшего древнегерманское племя, занимавшееся подсечно-огневым земледелием (die Rodung), название срэ — «люди поливных полей» во Вьетнаме.
Но многие этнонимы этой категории, отмечающие топографические черты мест обитания, по существу опосредствованы хозяйственно-культурным типом, развившимся в данном ландшафте. Таковы многочисленные этнонимы со значением «люди леса» или «люди гор» (т. е. «ведущие подсечно-огневое земледелие в лесах»), «люди степи», «степняки» (т. е. «занимающиеся скотоводством в степи»), «люди моря» (т. е. «занимающиеся охотой на морского зверя») и т. д. Негидальцы (от негида — «береговой», «житель берега») не потому себя так называют, что расселены по берегам бассейна Амура, а, прежде всего, потому, что занимаются преимущественно рыболовством и живут оседло в отличие от близкородственных эвенков, которые в этой же местности могут заниматься охотой. Характерная черта этнонимов по хозяйственно-культурному типу — их типологические звенья, где пара этнонимов взаимосвязана и обозначает контрастирующие по образу жизни группы населения.
Большое число этнонимов по хозяйственно-культурным типам в Сибири закономерно связано с непрерывными хозяйственными изменениями на ее территории, как правило, шедшими в направлении с юга на север. Один из ярких таких процессов — распространение оленеводства[320]. Становление одной из его отраслей — крупнотабунного оленеводства заканчивалось в XVIII и даже в XIX в.[321] Очевидно, обилие этнонимов со значением «оленные» в Сибири связано с относительно поздним проникновением туда хозяйственно-культурных типов с оленеводством. Э.В. Шавкуновым было прослежено появление на Дальнем Востоке новых этнонимов, в том числе и название орочен, на месте старых племенных названий в связи с экспансией с II–III вв. оленеводческого хозяйства[322].
Этнонимы по хозяйственно-культурным типам показывают, что они возникают в среде, где коллективы осознают свои культурные различия. Эта среда является не чем иным, как историко-этнографической областью того или иного ранга. Такая область объединяет народы, живущие в условиях длительных связей взаимного влияния и разделяющие общую историческую судьбу[323]. В границах историко-этнографических областей протекают процессы распространения хозяйственно-культурных типов. Так, Н.Н. Чебоксаровым на примере Прибалтики было показано внедрение земледельческо-скотоводческого комплекса, принесенного древними балтийскими племенами, в среду аборигенных финских охотников и рыболовов[324]. Таким образом, можно сделать вывод, что важнейшим условием взаимодействия традиционных обществ с природой выступает историко-этнографическая область, образующая историко-культурную среду для развития хозяйственно-культурных типов и облегчающая переход от низших типов к высшим[325]. Особенность историко-этнографических областей, как среды для хозяйственно-культурных взаимосвязей народов, в том, что эти области дают рамки для территориально-зонального разделения труда, которое основано на обмене предметами производственного и непроизводственного потребления.
Рассмотрение этнической специфики, эндогамии и этнонимики подтверждает вывод, что в эпоху становления и бурного развития хозяйственно-культурных типов наблюдается процесс их этнизации. Последующая стабилизация хозяйственно-культурных типов связана с оформлением сходных комплексов, приуроченных у разных народов к ландшафтно-климатической среде. Такая деэтнизация, сопровождающаяся разделением комплекса хозяйственно-культурных черт и этнической специфики, — явление, наиболее широко наблюдаемое на позднем этнографическом материале. Обнаружение исторических тенденций этнизации и деэтнизации дает возможность яснее представить эпоху возникновения того или иного хозяйственно-культурного типа. Разнообразные данные показывают, что возникновение хозяйственно-культурных типов происходит в условиях мобилизации не только хозяйственно-адаптивных факторов, но и факторов этнических.
320
324