Что же касается корпоративности внутренней, то ее задача обеспечить целостность этносоциальной общности и ее нормальное функционирование в качестве таковой. И именно здесь происходит своеобразный синтез обеих форм корпоративности, когда в полиэтничных ЭСО — полиэтничных по своему происхождению, т. е. сложившихся при синтезе субстрата и суперстрата, первоначальная этническая стратификация постепенно превращается в социальную. Один из самых характерных примеров такого превращения — доколониальная Руанда, о которой только что была речь. Надо сказать, что непосредственная связь этнического разделения с социально-потестарной и социально-политической стратификацией вообще была свойственна традиционным африканским обществам[370]. Необходимо, однако, иметь в виду, что распространение этого явления ни в коей мере не ограничивалось Тропической Африкой: просто она дает исследователю, пожалуй, наибольшее многообразие вариантов, хотя общества других континентов дают ничуть не менее характерные примеры такого сочетания[371].
Хотя этническая общность существует лишь в рамках определенных общественных институтов, однако этническое и потестарно-политическое развитие представляет относительно самостоятельные линии эволюции общества. Выше рассматривались два из возможных уровней их связи: производственный и территориальный. Но имеется еще один в высшей степени существенный уровень такой связи, который, тем не менее, довольно редко рассматривается под этим углом зрения. Я имею в виду уровень культуры — культурный аспект соотношения этнического и потестарно-политического в общественном развитии.
Если принять общее определение культуры, предложенное в нашей литературе Э.С. Маркаряном, — как специфичный для людей способ деятельности, вне зависимости от того, включать ли в такое определение результаты этой деятельности, объективированные в различных продуктах, или полагать их включенными в самое понятие «способа деятельности»[372], — то едва ли можно возразить против того, что потестарно-политические отношения, т. е. отношения власти и властвования, и соответствующая им организационная структура составляют неотъемлемую и важную часть культуры вообще.
В самом деле, любой из структурных элементов социальной системы, выделяемых Э.С. Маркаряном, будь то социальная организация, организация культуры или организация собственно деятельности, обязательно включает отношения власти и властвования. Можно сказать, что такая обязательность заключена в самом понятии организации. С другой же стороны, можно с достаточным основанием утверждать, что организация как таковая образует необходимый элемент культуры в целом[373]. Таким образом, в лице таких отношений и соответствующих им организационных и социально-психологических рамок мы имеем дело с важной и необходимой частью культуры, с той ее частью, которая и может обозначаться термином «политическая культура».
Понятием политической культуры довольно широко пользуются и у нас, и за рубежом[374]. Но рассматривается оно обычно, во-первых, скорее с точки зрения принадлежности обозначаемого им комплекса явлений к политической системе (что само по себе едва ли правомерно, так как соотношение понятий здесь скорее обратное), чем к культуре общества в целом. Во-вторых, его относят, как правило, к политической жизни современных вам общественных организмов. Но коль скоро мы признаем необходимость управления обществом и на доклассовых стадиях развития человеческих коллективов, не говоря уже о докапиталистических антагонистических формациях, а значит — необходимость отношений власти и властвования, целесообразно расширить объем понятия и начать говорить именно о «потестарно-политической» культуре[375].
370
371
Ср., например, классическую работу Э. Лича о бирманских качинах:
372
373
374
Детальный анализ его см., например: Политические системы современности (очерки). М.: Наука, 1978, с. 43–48;
375
О содержании этого понятия см.: