Столетие — небольшой срок для возникновения культурной общности. Тем не менее, если один компетентный исследователь, работавший в Сирийской пустыне в середине прошлого века, говорит только о диалекте аназа[486], то другой, не менее компетентный, побывавший здесь полувеком позже, говорит также и о диалекте руала[487]. У руала имелся свой военный клич, существовали общая генеалогия (иногда их даже называли бени Шаалан, т. е. сыновья Шааланов) и общий культ предков, практиковались общие правила брачного выкупа и возмещения за кровь. Однако наряду с зачаточной соплеменностью-этникосом руала явственно сохранялась остаточная соплеменность-этникос всех аназа, которые некогда (вероятно, в первых веках хиджры) составляли один этно-социальный организм, а позднее не раз временно объединялись для борьбы с шаммарами, мавали и другими кочевническими соплеменностями. Аназа воевали между собой за пастбища, но, как правило, солидарно выступали против других, неаназских общностей. Кроме этой исторически сложившейся солидарности, отразившейся в том, что все аназа считали себя потомками одного предка-эпонима Анназа, они, как и другие подобные же общности Аравии, были связаны особыми обычно-правовыми нормами — «законом братства» (хакк аль-бени амм), которые приравнивали правоотношения в их среде к правоотношениям внутри племен или соплеменностей. Солидарность и «закон братства» еще не создают особого социального организма. Следовательно, здесь нет иерархии ЭСО, но хорошо видна иерархия этникосов первого и второго порядка.
В характеристике совокупности туарегских соплеменностей как этнолингвистической общности, а аназских — как соплеменности-этникоса второго порядка можно усмотреть противоречие. Я его не вижу. В отличие от туарегов — кочевых в Сахаре, оседлых в Судане — всем аназа свойственны не только специфическая диалектная и культурная близость одного дифференцированного этноса, но и то значительное единообразие кочевнической культуры, о котором говорилось выше.
В той же Северной Аравии до начала ее феодальной централизации Саудидами мы находим отчетливый тип этноса в оседло-кочевнической системе, являющейся формирующимся социальным организмом. Небольшое число осевших кочевников имелось и в соплеменности руала — в течение XIX в. они постепенно заселили один из кварталов в центральном поселении Аль-Джауфа. Но это — величина, которой можно пренебречь. Совершенно иная ситуация сложилась в среде расселившихся к югу от руала шаммаров, владевших одной из крупнейших в Северной Аравии группой оазисов — Джебель-Шаммаром.
Шаммары завоевали Джебель в XVII в., дав ему свое имя и выдвинув из своей среды правящую династию — сперва эмирский дом Алидов, а в 30-х годах XIX в. — Рашидидов. Численность шаммарского населения эмирата Рашидидов определялась, по разным данным, в 20–30 тыс. оседлых и 15–90 тыс. кочевников. Нешаммарское оседлое население, считавшее себя потомками древнего племени бени тамим, намного превосходило шаммарское, кочевое же было очень нестабильно, и вообще зависимость его от Рашидидов оставалась в значительной мере номинальной[488].
За несколько столетий существования раннефеодального эмирата шаммаров в нем стали возникать территориальные, экономические и политические условия для формирования известной общности различных групп населения. Пастбища, традиционно закрепленные за отдельными подразделениями кочевников, могли перераспределяться эмиром. Кочевники регулярно поддерживали торговые связи с одними и теми же оазисами эмирата. Им было запрещено грабить и облагать данью оседлых; и те, и другие должны были платить налоги (закят). Два из четырех основных подразделений южных шаммаров осели на землю бок о бок с исконно земледельческим населением. Укреплялись горизонтальные инфосвязи: в оазисах и кочевьях зачитывали одни и те же письменные приказы эмира, оседлые и кочевники соприкасались в военных ополчениях и гостевых покоях эмирского дворца, где в 1880-х годах ежедневно находилось до 200 человек[489]. Распространялся шаммарский диалект[490], размывались границы племенных и соплеменностных особенностей материальной, соционормативной и духовной культуры[491]. Все это говорит за то, что в Джебель-Шаммаре, являвшемся оседло-кочевнической системой, складывавшейся в социальный организм, складывалась и зачаточная форма народности, которую можно определить вслед за Ю.В. Бромлеем[492], как социально-этническую область (ЭСО-аспект) и протонародность (этнико-аспект).
486
490
491