— Идите, товарищ капитан, к командиру бригады, — и, захлопнув люк, двинулся вперед.
Капитан переместился на другую улицу, построил танки в два ряда и с красными флагами на направляющих машинах, как на параде, двинулся в сторону рейхстага. Продвинувшись парадным маршем не более ста метров, наши тридцатьчетверки попади под сильный огонь фаустников. В результате танки остановились и создали на улице пробку. Нам пришлось оттаскивать подбитые танки, оказывать помощь раневым. Один только комсорг роты Евгений Тихомиров эвакуировал на своем танке 16 раненых. Потом мы видели, как того самого капитана отчитывал за лихачество старший командир.
Глубокой ночью с первого на второе мая при потрясающем грохоте взрывов, беспрерывной трескотне пулеметов и автоматов, под освещенным бесчисленными пожарищами ночным небом Берлина наша тяжелотанковая бригада вплотную подошла к рейхстагу. Там шел горячий бой. Вскоре молнией пронеслось сообщение: «Рейхстаг взят!» Оно нас обрадовало. Но пока мы не знали, является ли захват рейхстага концом войны. Не знали положения наших войск и противника.
Комбриг приказал продвижение приостановить. Танковые полки и подразделения бригады сосредоточились в парке Тиргартен. Несмотря на то, что уже несколько суток люди почти не спали, никому не хотелось спать, все бодрствовали. Пожалуй, это была первая ночь без определенного плана на следующий день: будем ли воевать или приступим к боевой подготовке.
Постепенно смолкли выстрелы, а на рассвете в поверженной столице Германии установилась удивительная тишина. Но в ушах еще стояли мучительные отголоски боя. По улицам вели колонны пленных. Изредка появлялись и гражданские лица. Один житель, назвавшись коммунистом, сообщил, что в соседнем здании укрылись гитлеровцы.
— Крылов, бери несколько разведчиков и проверь подвал этого здания. Если не окажут сопротивления, не трогать ни одного человека, — приказал командиру разведвзвода майор Урсов.
Долго колесили разведчики по зигзагам полутемного подвала П-образного здания. Здесь нашли убежище старики, жен-шины, дети.
— Пошли обратно, Загулкин. С переодетыми фрицами разбираться не будем, — проговорил Крылов, и они стали подниматься по винтовой лестнице вверх.
Неожиданно в приоткрытую дверь прорвался свет. Толкнув ее ногой, разведчики увидели в большом зале человек 50—60 вооруженных эсэсовцев в новенькой форме.
— Хенде хох! — что есть духу заорал Крылов. Для острастки скомандовал: — Первое отделение — справа! Второе — слева! — хотя с ним был лишь один сержант Загулкин. Стоящий около дверей с ручным пулеметом в руках эсэсовец первым поднял руки. Его пулемет упал под ноги Крылову. Гитлеровцы начали складывать оружие. Человек десять подняли руки вверх и вышли во двор.
Вдруг послышалось: «Феррертер»[2], — и началась пальба между желающими и нежелающими сдаться в плен. Творилось что-то невообразимое — крики, ругань, стоны. Крылов вначале подумал: «Ну их, пусть выпустят кишки друг у друга». Но потом не выдержал.
— Хенде хох! Чертовы душегубы, кончай смолить своих! Шнель, к едреной бабушке, ферштейн! — еще раз громко закричал он. Одновременно прострочил из немецкого ручного пулемета потолок так, что посыпалась штукатурка. Эсэсовцы враз притихли. Подняв руки вверх, они по одному стали выходить во двор. От страху сдавшиеся первыми в плен и наблюдавшие ужасную картину драки в зале за каких-то пять минут стали седыми.
Утром второго мая мы убедились окончательно, что та титаническая машина войны, которая около шести лет перемалывала миллионы человеческих жизней, остановилась.
Трудно точно описать те радостные, восторженные чувства, охватившие каждого воина в то время. Обнимали друг друга, целовались. Многие, отвернувшись, тихо плакали. Кто-то сказал, что около рейхстага лежит труп Гитлера, а возле него валяется автомат, из которого якобы он застрелился.
Несколько офицеров, в том числе я и Саша Изотов, пошли к рейхстагу. Там ни мертвого, ни живого Гитлера не увидели. Рейхстаг стоит полуразрушенный, весь черный, истыканный снарядами, осколками. От купола остался один каркас, над которым реяли красные знамена. Всюду толпятся восторженные воины-победители, салютуют из автоматов, пистолетов, обнимаются, фотографируются. Многие, царапая чем попало на стенах и колоннах, оставляют свои автографы на рейхстаге. Так продолжалось несколько дней. Ликовали и салютовали не только около рейхстага, но и по всему городу.
— Вот и наш друг, — сказал Изотов, показывая на молодого подтянутого лейтенанта среди салютовавших артиллеристов. Когда они закончили, мы подошли к нему.