— Надеюсь, вы не возражаете, если я спрошу: вы ведь тот самый, с телевидения, да?
— Да, это я.
— Уверен, вам надоело, что люди вас постоянно узнают, правильно?
— Ну, я не очень против. В моем деле надо беспокоиться, когда тебя перестают узнавать, — сострил я.
— Это вы в точку! — хохотнул он. — Так почему же чертов прогноз погоды всегда полный бред?
— В смысле?..
— Вам же наверняка платят кучу бабок, чтобы вы говорили, будет дождь или нет, а вы ну хоть бы раз угадали.
И тут я сообразил, что действительно смахиваю на того диктора прогноза погоды, хотя на мне и нет бежевого плаща. Поскольку мы с таксистом только что согласились, как важно, чтобы меня узнавали, мне было неохота уточнять, что я не та знаменитость, за кого он меня принял.
— Ведь всякий раз, если вы обещаете солнце, я непременно напялю этот чертов плащ, понимаете! — продолжал он.
Меня это начало раздражать.
— По секрету скажу, мы нарочно погоду предсказываем неправильно, — заговорщицки прошептал я. — Нас правительство заставляет.
— Да вы что?!
— Именно. Если мы пообещаем ливень, все, кто работает вне помещения, позвонят и скажутся больными, а все иностранные туристы отменят отпуска, поэтому манипуляторы с Даунинг-стрит держат нас в ежовых рукавицах, чтобы мы прогнозировали гораздо лучшую погоду, чем на самом деле.
— И знаете, меня это не удивляет, — ответил таксист. — Ничуть меня это не удивляет. — И он замотал головой, удрученный тем, что в наши времена манипулируют даже погодой.
— Но вы ведь не проболтаетесь, а? — спросил я, когда он остановил машину.
— Да ни в жисть! — соврал таксист.
Я заплатил ему за то, что он меня довез домой и узнал, пусть я немного и обиделся, что он перепутал меня с другим. Вряд ли обычного зрителя можно винить за подобную оплошность, не так уж я тщеславен, самолюбив и жаден. Просто не было у меня мелочи на чаевые, вот и все. Ну и скряга же этот метеоролог!
Угнетало, что люди обознавались чаще, чем мне хотелось. Меня путали с ведущим телеконкурса, диктором телемагазина, а как-то раз — с мужиком, чью физиономию показали в новостях: его разыскивали за серию вооруженных ограблений в Центральной Англии. Но кто меня никогда не путал с другими знаменитостями, это сами знаменитости. Те самые люди, которые на похоронах Билли Скривенса смотрели на меня как на пустое место, теперь наперебой приглашали на свои презентации и премьеры и прижимали меня к груди, как давно пропавшего друга.
Ничто не мотивирует звезду сильнее, чем увядание собственной славы. Важные персоны, которых я ни разу не встречал, зазывали меня на свои приемы, потому что им нужно было оживить свою славу, окружив себя новичками на этом балу знаменитостей. Я видел, что уверенности у этих людей не больше, чем у меня. Думаю, слава так ценна потому, что неосязаема. Купишь новый автомобиль, и вот он сверкает — неоспоримое физическое наличие. Его можно водить, парковать, а уходя, оглядываться на него сколько угодно. А слава незримо витает в воздухе — блуждающий огонек, что на шаг впереди тебя, и нет уверенности, останется он или ускользнет и станет светить кому-то другому. Поэтому знаменитости, которых я встречал, неизменно хотели стать еще более знаменитыми. Даже если они были лауреатами «Оскара» или кинозвездами первой величины, им хотелось большего; они не чувствовали, что уже достигли всего, за деревьями они не видели Голливуда. Избавит ли меня большая слава от чувства неуверенности? Может, проблема наркотика в том, что его всегда не хватает?
Или мои сомнения были иной природы, потому что моя популярность была дутой, являлась просто трюком? Каждый раз, надеясь стать настоящей звездой, я снова был вынужден лгать. Весь мой костюм держался на булавках. Если бы журнал «Хелло!» вдруг решил опубликовать обо мне статью, я бы ни за что не посмел показать им свой дом в Сифорде.
Жилище юмориста Джимми Конвея — это арендуемая квартира с одной спальней в графстве Суссекс. «Жить в прибрежном городке приятно потому, что утром я могу выглянуть из окна и увидеть необъятную гладь автомобильной стоянки за супермаркетом „Сэйфвей“,[57] — говорит Джимми, гордо демонстрируя нам пейзаж за пожелтевшим тюлем. Каждая комната полна для него воспоминаний. Огромное бурое пятно на потолке напоминает Джимми о том, как зазвонил телефон, когда он наполнял ванну. Большие современные радиаторы вызывают тоску по центральному отоплению, что было здесь когда-то. Древесно-стружечное покрытие, волной вздыбившееся по стенам ванной, Джимми лично выбирал в знаменитых распродажных рядах магазина „Сделай сам“. Уродливый палас в гостиной пестреет разными тонами бурого цвета, а его хаотичные текстильные узоры содержат все необычные оттенки, которые Джимми называет „сортирол“ и „обкурила“. Интерьер во всем доме тщательно продуман и отражает яркий образ жизни Джимми. Наряду с подушками черт-те где есть и газеты черт-те где, и штаны черт-те где, и коробки из-под пиццы черт-те где».