Выбрать главу

Не менее поразительно, насколько широк обзор и охват событий, представленных в воспоминаниях. У Хольцман не было черновиков[148], перед нами — первый и единственный авторский вариант воспоминаний, и уже здесь, в этом первоначальном, во многом спонтанно возникшем тексте, прослеживается логика, план, продуманность, система, даже конфликты и коллизии имеют выстроенную композицию.

Автор мастерски ведет различные сюжетные линии, прерывая одну в нужном месте другой. Она одновременно владеет разными фрагментами материала, перемежая их один другим, переплетая между собой, связывает воедино. Так в единую систему слагаются история семьи Хольцман, история Гайстов, двух Наташ, Доры Каплан и других. В эту повествовательную ткань вплетены наблюдения по поводу политической обстановки в Литве, замечания о настроении среди литовского населения, в немецких кругах, в гетто, в кружке «заговорщиков-единомышленников».

Дополнительную историческую достоверность и документальность сообщают воспоминаниям X. Хольцман воспроизведение некоторых подлинных свидетельств событий: среди них письма Мари из тюрьмы, и в еще большей степени — записанные обстоятельные рассказы. Таковы, например, исповедь Сони и Бебы, двух евреек, в начале оккупации схваченных во время погрома и вместе с тремя сотнями других женщин содержавшихся в одном из каунасских фортов. Мужчины из этого форта не вернулись, женщинам удалось спастись. Так Анолик рассказывает о терроре в эстонских рабочих лагерях и об ужасах, сопровождавших его избавление из плена. Или Эмма Френкель — о том, как в последние дни оккупации вместе с прочими выжившими узниками гетто была депортирована на запад, Стася — как ее несколько дней пытали в гестапо, но она так и не выдала своего еврейского происхождения. Наконец, особняком стоит рассказ еврейки Толи Шабшевич о своем крестном пути через гетто в Ласке и Лодзи, через лагерь Освенцим и Штуттхоф в Восточную Пруссию, где, может быть, ждет свобода, — кто знает еще, ждет ли, — по ту сторону надвигающейся линии фронта[149]. В отличие от большинства своих сограждан, Хелене Хольцман не стала отводить взгляд в сторону, напротив, она пристально вглядывалась в события военного времени, всматривалась глазами хронистки, которая замечает и запоминает все, что видит. Но заодно и глазами художницы, писательницы. Она не просто составляет репортаж, но пишет историю и истории, создает литературные образы и характеры, и порой, кажется, как будто снимает кино о своей эпохе. Пусть текст, обладающий столь богатой палитрой и оснащенный столь разнообразным художественным арсеналом, остался по сути незаконченным, недоработанным в деталях и стилистике, воспоминания слишком искренны, прочувствованы и проникновенны, чтобы все это могло навредить им. Пятьдесят пять лет Хелене Хольцман, а потом Маргарете Хольцман хранили эти тетради, не открывая их. Теперь же они опубликованы и должны что-то изменить.

Хелене Хольцман: этапы биографии

Она появилась на свет 30 августа 1891 года в Йене — «Лени» Чапски. Отец — Зигфрид Чапски, наполовину немец, наполовину — еврей, мать — Маргерите Чапски. В семье восемь детей, все крещены и воспитываются в христианами. Хелене — третий ребенок из восьми, у нее трое братьев и четыре сестры. Зигфрид Чапски — физик, ученый, ближайший сотрудник Эрнста Аббе[150], директора заводов компании Цейсса[151] в Йене, а после смерти Аббе — некоторое время его преемник. Отец умер в 1907 году в возрасте всего лишь сорока шести лет.

Получив аттестат о среднем образовании, Хелене Чапски начинает изучать изобразительное искусство — сначала в профессиональном училище Анри ван дер Вельде[152], основанном в Йене в 1906 году, потом — в мастерской Эриха Куитханса там же в Йене, наконец, с 1909-го по 1911-й — в Бреслау (Вроцлав), в Государственной Академии Изобразительного и прикладного искусства, где ректором был Ханс Пелциг. Здесь фройляйн Чапски успешно сдает выпускной экзамен и получает диплом преподавателя рисования. После этого она некоторое время работает в мастерской Макса Бекмана в Хермсдорфе и Берлине, и здесь, у Бекмана, знакомится с один из его учеников, Максом Хольцманом, своим будущим мужем. В 1913 Хелене ненадолго уезжает в Париж, где работает самостоятельно, а в 1914 становится преподавателем рисования в художественной школе Оденвальд в Оберхамбахе.

вернуться

148

Имеются черновики и наброски только тех фрагментов воспоминаний X. Хольцман, где рассказ ведется не от ее лица, а от лица других очевидцев событий. Это Эмма Френкель, Стася и, в первую очередь, Толя. Эти черновые наброски представляют собой нечто вроде плана: основные положения схвачены номинативными предложениями, отдельным словами, обрывками фраз. Записи, видимо, делались во время рассказа свидетеля либо непосредственно после. Среди этих заметок, словно историческое послание из бутылки, затесался набросок, не вошедший в текст воспоминаний X. Хольцман, поэтому его следует, пожалуй, привести здесь отдельно: «Брата забрали в 1940-м и вместе с другими мужчинами увезли. Семья уже попрощалась было с ним навсегда, как вдруг через три месяца приходит открытка: „Я в Позене, в трудовом лагере, на стадионе. Здоров“. Родные бросились писать в ответ, пришла втора открытка: „Ответ „pod znaczek!“ (под маркой). Работаю по-прежнему. Все хорошо“. Пленникам в лагерях разрешалось раз в месяц написать родным 10–15 слов по-немецки и в ответ получить столько же. Что могло означать польское слово среди немецких? Отклеили марку — под ней мельчайшим почерком написано: „Регулярные переклички. Каждого десятого расстреливают. Очередь дойдет до всякого“». — Прим. издателя.

вернуться

149

Помимо собственных воспоминаний и устных рассказов Хелене Хольцман, очевидно, использовала также еще и письменные документальные свидетельства, которые во время описываемых событий находились в весьма ограниченном доступе. Кроме тетрадей сохранились три таких документа:

1. Протокол от 18 августа 1944 года — свидетельства некоего Гордона, выжившего узника гетто, о многочисленных убийствах евреев нацистами.

2. Черновой перевод советского коммюнике, напечатанного в «Правде», — отчет советско-польской комиссии по результатам расследования нацистских зверств в лагере смерти Майданек в сентябре 1944 года.

вернуться

150

Эрнст Аббе (Abbe, Ernst) (1840–1905), немецкий физик-оптик, создатель теории формирования изображений в микроскопе и технологии важных разделов оптико-механической промышленности. В 1863-м получил должность приват-доцента, лектора по математике, физике и астрономии в Йенском университете. В 1866-м Карл Цейсс предложил сотрудничество молодому физику. В 1889-м руководимая Аббе фабрика объединилась с предприятием по производству стекла во главе с химиком Ф.Шоттом и превратилась в фирму «Карл Цейс — Йена». — Прим. пер.

вернуться

151

Карл Фридрих Цейсс (Zeiss, Carl Friedrich) (1816–1888), немецкий оптик-механик. В 1846-м открыл небольшую оптическую мастерскую в Йене, где ремонтировал старые и разрабатывал новые приборы для Института естественных наук при Йенском университете. Мастерская быстро разрасталась, и вскоре Цейсс приобрел репутацию конструктора лучших микроскопов, которые нашли широкое применение в медицине и биологии. В 1866-м с Цейссом начал сотрудничать известным оптиком Э. Аббе. — Прим. пер.

вернуться

152

Анри ван дер Вельде, (1863–1957). Лидер модерна в Бельгии, яростный критик эклектики. Постройка собственного дома (1896) позволила ван дер Вельде добиться стилистического единства архитектуры, мебели и убранства. Автор многочисленных интерьеров в Германии (1901–1914). Успех основанных им мастерских побудил Ван де Вельде основать Веймарскую школу искусств и ремесел (1907). В Бельгии он основал Высшую национальную школу архитектуры и прикладного искусства (1926). В 1923 г. издал «Формулы современной эстетики». — Прим. пер.