Роман Евгениана содержит немало реминисценций из античных и византийских авторов. Широкое привлечение реминисценций — особенность, восходящая к эллинистическому роману, но особенно развитая византийцами. Однако, у Никиты реминисценций значительно меньше, чем у Продрома[74], а главное — у него совершенно иной принцип использования реминисценций. Если Продром обращается к произведениям самых различных жанров и стилей, заимствуя из них отдельные сентенции, выражения, а то и сочетания слов, Никита выбирает авторов, соответствующих характеру, стилю, лирическому пафосу его романа, и использует сравнительно большие отрывки, а иногда и целые лирические произведения, варьируя, видоизменяя их в новом контексте. Не считая романистов (Продром, Гелиодор, Лонг, Ахилл Татий[75]), наибольшее число реминисценций приходится на Феокрита, Анакреонта, из византийцев — на эпиграмматистов, в основном, Павла Силенциария.
Некоторые исследователи основную ценность романа видели в самом факте наличия античных реминисценций, надеясь узреть в них утраченные образцы античной лирики. В этом проявилось типичное для европейской науки до нашего времени отношение к Византии, как к «архиву эллинизма». Нас же интересует и обратное — учет реминисценций, их смысловых, художественных акцентов в новых функциональных связях для понимания византийского памятника, эстетики и поэтики византийского поэта.
Нельзя сказать, чтобы Никите Евгениану всегда удавалось органично ввести ту или иную реминисценцию, логически увязать ее с контекстом. Иной раз поэту изменяет чувство меры, и тогда получается нагромождение мифологических образов, риторических экскламаций, вроде любовных излияний Каллидема, где в отрывке из 30 строк (VI, 612—642) использован материал из восьми эпиграмм разных авторов.
Часто античные образцы расширяются посредством эпитетов, риторических украшений, преувеличений.
Если Анакреонт мечтает стать хитоном, сандалией девушки, чтоб она его топтала (ода 22), у Евгениана влюбленный желает стать золотистым хитоном, золотой сандалией, чтоб топтали ноги белоснежные (II, 334 слл.), если по Мусею (ст. 64) в глазах у девушки блистают сто Харит, то по Евгениану — их десятки тысяч (III, 219).
Однако часто античные образы приобретают в новом контексте новые оттенки, получая своеобразное звучание. В сочетании знакомого и оригинального, классического и нового, как в сюжете, так и в лирических частях, — один из основных принципов поэтики Никиты Евгениана. В романе выявляется общая для византийской культуры, своеобразная диалектика связи с античностью, когда античность оборачивалась то силой, то слабостью византийской культуры, в зависимости от того, как использовалась — творчески или как предмет слепого подражания. Недаром лучшие части романа, те, в которых поэт или творчески переосмысливает старый материал, импровизируя на старые темы, или, отталкиваясь от традиционных мотивов, образов, создает самостоятельные сюжетные ситуации и лирические пассажи (так, последние главы оригинальны не только в отношении сюжета, но и всего текста, почти полностью свободного от реминисценций).
Лирический материал романа составляют главным образом песни, большие и малые (песни Клеандра, Клиния, Барбитиона), исполняемые под аккомпанемент различных инструментов (кифара, лира, форминга) и, как правило, содержащие рефрен, столь характерный для греческой народной поэзии. К песням примыкают многочисленные заплачки и причитания, часто также называемые в романе песнями. Песней, в одном случае, названо даже письмо Клеандра.
Наибольшим изяществом, легким юмором отличается первое письмо Клеандра — рассказ о встрече с Хароном. Харон этого письма — типичный неумолимый Харон греческого фольклора — олицетворение смерти, без разбора влекущий людей в Аид. Письмо интересно и своим функциональным значением в содержании романа: шутка Клеандра впоследствии оборачивается подлинной трагедией; Харон, который на на вопрос Клеандра (II, 173):
74
Так, наиболее популярный в Византии из греческих трагиков, Еврипид у Продрома представлен 72 реминисценциями из 15 трагедий, у Евгениана — лишь четырьмя. Не менее популярный среди византийцев Лукиан, представленный у Продрома 83 реминисценциями из 25 произведений, в романе Евгениана не использован ни разу.