Первый рассказ
135 «Вчера, горя от жажды, я хлебнул воды
(Идти случилось мне тогда по улице)
И всласть напился ею, словно нектаром.
Вчерашнее припомни: напоила ты!
Но тут крылатый и неустрашимый бог,
140 Эрот, стрелой из лука всех сражающий,
Скользнул мне в кубок, обернувшись мошкою
Глотнул я, бедный, и забилось тотчас же
Щекоткой крыльев сердце раздраженное,
И с той поры (о горе, о мучение!)
145 Меня он щиплет и кусает: тяжко мне.[16]
Но все-таки смягчился наконец Эрот,
Владыка смертных, жалости не знающий.
Ведет меня к тебе он, ведь одна лишь ты
Укус и раны исцелишь сердечные,
150 Ведет меня к тебе он: обними меня,
И нечего бояться, обними скорей!»
Тут и другой, не медля, начал вслед за ним:
Второй рассказ
«О горе! Деву, что на плясках Вакховых
Блистала раньше красотой небесною,
155 Не уступая и Лаиде прелестью,[17]
Недуг терзает тяжкий. О проклятие!
Смотрите: вся в морщинах кожа нежная.
О ужас, ужас! Где вы, силы прежние?
Да проходи ж ты, слабость ненавистная!
160 Не только тело пропадает женское,
Но и толпа с ним вместе всех поклонников!»[18]
Затем другой поведал то, что видел он:
Третий рассказ
«Глаз не поднимешь, милая, на милого,
Когда проходит мимо твой возлюбленный,
165 А закрываешь ты себе лицо и грудь,
И поясок свой подобрать стараешься,
И на земле узоры всё какие-то
Своею ты выводишь нежной ножкою.
Стыда всё это знаки, но к чему они?
170 Чужда Эроту робость, и Киприде стыд.
Но если так стыдливость почитаешь ты,
Ты хоть кивни и этим осчастливь меня».[19]
Тогда другой воскликнул громким голосом:
Четвертый рассказ
«О, как седой я благодарен старости
175 За мудрые решенья и за правый суд!
Киприде, вижу, ведь она помощница:
Заносчивых красавиц не щадит она.[20]
Та, что кичилась красотою локонов,
Теперь на косы смотрит поредевшие,
180 На седину бывало золотых волос.
Та, что надменно поднимала брови вверх,
Былую прелесть уж теперь утратила:
Соски крутые, деву украшавшие,
Обвисли дрябло: опустило время их.
185 И шамкаешь, увы, ты по-старушечьи.
А как иссохли губы, прежде сочные!
Бровей не стало, всем ты отвратительна,
Навек свое утратив обаяние.
Тебе что делать? Начинай-ка сводничать.
190 Меня гнала ты, сгинь же ты, несчастная.
Ты презирала, презираю я тебя.
Томила, помнишь? Потомись же до смерти.
Больна? Болел я. Страждешь? Страждал ведь и я.
Тебе наукой — муки, по пословице.
195 Так научи-ка всех ты остальных девиц
Скорей склоняться на мольбы любовников».
— О мой Харикл любезный, насмешил меня
Веселыми своими ты рассказами! —
Клеандр воскликнул, — ах, несчастья грозные!
200 Но ты и сам, я вижу, улыбаешься,
Хотя в начале своего рассказа ты
Сказал, что не способен говорить без слез.
Харикл на это: — Но не всё я передал,
О чем мои болтали сотрапезники.
205 — Дросиллы ради, продолжай! — сказал Клеандр.
— Ну так послушай остальные россказни.
Рассказ пятый
«Влюбилась, как я слышал, в андрогина ты,
Менада[21], дура, вековуша жалкая.
Не опасайся брюха: не зачать тебе,
210 Хотя б и сотня мужиков с тобой спала,
Хотя б тебе с Гераклом привелось лежать,
Хотя б с Приапом,[22] баснословным блудником.
Бездетной ты, когда-то многодетная,
Бездетной будешь: ведь зовет тебя Плутон.
215 Дурить довольно, отправляйся в плаванье».
И тут же на другую он обрушился:
вернуться
Я плел венки и в розах
Нашел Эрота... Быстро
Схватив его за крылья,
В вино его я бросил,
И чашу взяв, Эрота
С вином я вместе выпил.
С тех пор в моих созвучьях
Он крыльями трепещет.
Перевод Г. Ф. Церетели
16
Ср. Анакреонтику 5 Юлиана Египетского:
вернуться
Ту, что блистала среди красавиц в вакхической пляске,
Ту, чьею гордостью был блеск золотых кастаньет,
Старость взяла и болезнь; а любовникам страстным, что прежде
Жаждали встретиться с ней и умоляли ее,
Стала противна она. Прошло полнолунье, и нечем
Ей возместить свой ущерб и возродиться опять.
Перевод Ф. Петровского
18
Ср. эпиграмму Македония
вернуться
Что же, Хрисилла, глаза ты все время к земле опускаешь
И теребишь поясок, точно боясь распустить?
Право, Киприде чужда стыдливость. Но если молчишь ты,
То хоть кивни, покажи этим, что Пафию чтишь.
Перевод Ф. Петровского
19
Ср. эпиграмму Иринея Референдария
вернуться
Прежде, бывало, она гордилась своей красотою,
Волны кудрей распустив, чванилась пышностью их;
Ныне... в морщинах рука, прелесть былая ушла...
Груди висят и повылезли брови, глаза потускнели,
Губы лепечут теперь, шамкая, старческий вздор.
Я на тебя призываю Любви Немесиду — седины:
Судят правдиво они, кару спесивым неся.
Перевод Ю. Шульца
20
Ср. эпиграмму Агафия
И насмехалась все время надменно над нашей тоскою,