Выбрать главу
Не смирить им вихрь на свободе, Не подвластны ярму их моря! Трое нас в лодке уходит, Порванной цепью гремя.
Мы кровавый вскинули флаг, Полинял он уже и поблек. Но сожмется разжатый кулак, Вспыхнет тлеющий уголек.
Мы причалим снова к земле, — В кандалах будет папа грести, Бонапарте-Ублюдок в петле Будет пятками воздух скрести.
Если Пастырь святой кличет волка И король свои режет стада, Значит, Стыд там уснул надолго И Вера не знает стыда.
И покуда протрут глаза Тем Кайенна, тем Габсбургский хлыст Мы научимся петли вязать И затянем потуже узлы.
Свищет дождь, и молния блещет, Освещая буйство морей. Пусть веселое море нас хлещет Пеной сладко-соленой своей.
Прямо в зубы лихой непогоде Мы уходим, цепью гремя; Коль троих ненависть сводит,— Рабов — меньше тремя.

САД ПРОЗЕРПИНЫ [46]

Перевод М. Донского

Здесь, за глухим порогом, Не слышен волн прибой, Здесь места нет тревогам, Всегда царит покой; А там орда людская Кишит, поля взрыхляя, И жаждет урожая С надеждой и тоской.
О, род людской! Постыли Мне смех его и стон; В бесплодности усилий Жнет, чтобы сеять, он. К чему ловить мгновенья, Низать их в дни, как звенья, Не верю я в свершенья, Я верую лишь в сон.
Здесь жизнь — в соседстве смерти, В тенетах тишины. Там, в буйной круговерти, Игрушки волн — челны Плывут, ища удачи… А здесь — здесь все иначе: Здесь, в заводи стоячей, Ни ветра, ни волны.
Здесь, где цветов и злаков Не выбьется росток, Растет лес мертвых маков, Безжизненных осок; И Прозерпина в чащах Тех трав, дурман таящих, Для непробудно спящих Готовит сонный сок.
И в травах бессемянных — Бескровные тела Уснувших, безымянных, Которым нет числа; Над тишью безутешной Ни синевы безгрешной, Ни черноты кромешной, Лишь призрачная мгла.
Смерть разожмет все руки, Все охладит сердца, Но нет ни адской муки, Ни райского венца; Без гнева, без участья Листву сорвет ненастье, Не может быть у счастья Счастливого конца.
В венке из листьев палых Она стоит у врат, От уст ее усталых Струится нежный хлад; И все, все без изъятья, Все смертные, как братья, В бессмертные объятья Текут к ней — стар и млад.
Встречает к ней идущих Всех — с лаской на челе, Забыв о вешних кущах, О матери-земле; Всяк, кто рожден, увянет, В провал времен он канет И перед ней предстанет Здесь, в сумеречной мгле.
Любовь, ломая крылья, Спешит уйти сюда; Здесь — тщетные усилья, Пропащие года; Лист, умерщвленный градом, Бутон, сраженный хладом, Мечты и сны — здесь рядом Застыли навсегда.
Веселье, грусть — все бренно, Зачем свой жребий клясть? Лишь времени нетленна Безвременная власть; Чувств призрачна безбрежность, Признаем неизбежность: Оскудевает нежность, И остывает страсть.
Зачем с бесплодным пылом В судьбе искать изъян? Спасибо высшим силам, Хоть отдых — не обман: В свой срок сомкнем мы веки, В свой срок уснем навеки, В свой срок должны все реки Излиться в океан.
Созвездий мириады Сюда не шлют лучи, Молчат здесь водопады, Не пенятся ключи; Ни радости беспечной, Ни скорби быстротечной,— Один лишь сон — сон вечный Ждет в вечной той ночи.

ПЕРВЫЙ ХОР ИЗ «АТАЛАНТЫ В КАЛИДОНЕ» [47]

Перевод В. Невского

Когда зиму настигнут весны посланцы, Месяцев мать в просторах полей Полнит рощи, где ветра танцы, Лепетом листьев и дрожью дождей; И влюбленный соловей яснокрылый Уж почти позабыл о своем Итиле, О фракийских судах [48], о толпе чужестранцев, О бденье безмолвном, о скорби своей.
С луком тугим приходи и с колчаном, Совершенство, богиня сияющих дней. С шумом ветра и рек журчаньем, С рокотом вод и силой своей. Сандалии туже стяни ремнями Над прекрасными, быстрыми стопами, Ибо рдеет восток, меркнет запад печальный Над стопами дня, над стопами ночей.
Где найдем мы ее, как воспоем ее, Вкруг колен ее руки сомкнем и прильнем? О, если б ринулось сердце, встречая огнем ее, Мощью грозных потоков или огнем! Ибо звезды и вихри для девы света — Как одеянья, как песни поэта, Ибо звезды, взойдя, окружают кольцом ее, Вихри песнь ей поют в бушеванье своем.
Ибо вьюги и бури зимы миновали, И прошло это время снегов и грехов, Этих дней, что любимых сердца разделяли, Когда день убывал, ширя ночи покров; Эти дни, словно горе былое, забылись, И морозы убиты, цветы зародились, И — цветок за цветком — весна наступает В перелесках зеленых и в чащах лесов.
Камышом покрываются вздутые воды, Ноги путников вязнут средь трав молодых, Тихо свежее пламя юного года Льется с листьев на цвет и с цветов на плоды. И цвет и плод — словно злато и пламя, И свирель вместе с лирой слышна над полями, И копытце сатира дробит мимоходом Плод каштана под сенью деревьев густых.
Пан при свете дневном, Вакх [49]во мраке вечернем, Быстроногой лани быстрей, Преследуют с пляской, поят восхищеньем Вассарид и менад [50] — лесных дочерей. И как губы, что радость таят, улыбаясь, Так же нежно смеется листва, расступаясь, То скрывая, то вдруг открывая зренью Бога в пылкой погоне, беглянку среди ветвей.
вернуться

46

Прозерпина ( рим. миф.), или Персефона ( греч. миф.) — владычица преисподней, богиня земного плодородия и произрастания злаков.

вернуться

47

Аталанта в Калидоне. — Сюжетом трагедии послужил греческий миф об охоте на гигантского вепря, посланного богиней Артемидой и опустошавшего окрестности города Калидона. Когда Алтея, царица Калидона, была беременна, ей было предсказано, что ее сын умрет, как только догорит пылавшее в это время в очаге полено. Алтея вытащила полено из огня и спрятала его. Спустя много лет сын Алтеи Мелеагр во время охоты убил вепря и отдал обещанный за это приз прекрасной охотнице Аталанте. Плексипп, дядя Мелеагра, тоже участвовавший в охоте, отнял приз, и Мелеагр убил его и его брата. Разгневанная Алтея бросила в огонь головню, от которой зависела жизнь Мелеагра, и сама умерла от горя.

вернуться

48

…о фракийских судах… — Фракия — земля вдоль Черного и Эгейского морей. Фракийцы считались искусными мореходами.

вернуться

49

Вакх(Дионис) — бог растительности, покровитель виноградарства и виноделия, один из наиболее популярных богов Древней Греции ( греч. миф.).

вернуться

50

Вассариды, менады — спутницы Вакха ( греч. миф.).