Выбрать главу
Вот оно — бурлит в кувшине! Можно к делу приступить. Да! Совсем забыл!.. Купить Надо сахару и дыни. Обладатель сундуков, От сокровищ ошалевши, В кладовых торчит не евши, Наш обычай не таков!
Грянем песню! Выпьем, братья! О стакан стакан звенит. И пьянит меня, пьянит Жизни светлое приятье! Груды золота ценней Провести с друзьями ночку! Пусть умру я в одиночку — Жить хочу в кругу друзей!
SТA VIATOR [2]
Слепые смертные! Какая сила тянет Вас в обе Индии? Что разум ваш дурманит? Ах, если б знали вы, как много новых бед И сколько новых войн сулит нам Новый Свет! Отчизну променять на золотые слитки?! Да вот же золото! Оно у нас в избытке! Опомнитесь! — земля взывает к вам с тоской. Добро, богатство, власть — здесь, дома, под рукой.
ЗЕРЦАЛО МИРА
Недаром человек умней любого зверя: Потеря времени — тягчайшая потеря. И, это осознав, стремится человек В искусствах отразить свой слишком краткий век, Однако помнит он: зерцало есть иное, Чтоб отразить его всевластие земное. С надзвездной высоты недремлющим умом Он озирает свой необозримый дом, Посредством разума поняв его устройство, Сокрытые от глаз чудеснейшие свойства. И дивные дары земного естества Воспринимает как частицу божества. То небо, где звезда ночная замерцала, Есть мира нашего вернейшее зерцало. И мир, глядясь в него, немало поражен, Хоть мудро он своим творцом сооружен. Строение сие отмечено святою Неприхотливостью, священной простотою. Оно — законченной округлости пример, Чего не подтвердит обычный угломер. Сей беспредельный мир, бескрайнее пространство — Есть дело божьих рук. В нем — свет, в нем — постоянство Так не к тому ль ведем сейчас мы речь, Что надобно сей мир лелеять и беречь, Где сонмы звезд — ночей краса и утешенье…
СВОБОДА В ЛЮБВИ
Зачем нам выпало так много испытаний? Неужто жизнь в плену и есть предел мечтаний? Способна птица петь на веточке простой, А в клетке — ни за что! Пусть даже в золотой!
Люблю, кого хочу! Хочу, кого люблю я! Играя временем, себя развеселю я: День станет ночью мне, а ночь мне станет днем, И сутки я могу перевернуть вверх дном!
Прочь рассудительность! Прочь постные сужденья В иных страданиях таятся наслажденья, А во вражде — любовь. Ну, а в любви — вражда. В работе отдых. Отдых же — порой трудней труда.
Однако, приведя столь яркие примеры, Я остаюсь рабом и пленником Венеры, И средь ее садов, среди волшебных рощ Я чувствую в себе свободу, радость, мощь!
ПЕСНЯ
Любовь моя, не медли — Пей жизни сок! Повременишь — немедля Упустишь срок.
Все то, чем мы богаты С тобой сейчас, В небытие когда-то Уйдет от нас.
Поблекнет эта алость Твоих ланит, Глаза сомкнет усталость, Страсть отзвенит.
И нас к земле придавит Движенье лет, Что возле губ оставит Свой горький след.
Так пей, вкушай веселье! Тревоги прочь, Покуда нас отселе Не вырвет ночь.
Не внемли укоризне — И ты поймешь, Что, отдаваясь жизни, Ее берешь!
СРЕДЬ МНОЖЕСТВА СКОРБЕЙ
Средь множества скорбей, средь подлости и горя Когда разбой и мрак вершат свои дела, Когда цветет обман, а правда умерла, Когда в почете зло, а доброта — в позоре,
Когда весь мир под стать Содому и Гоморре,— Как смею я, глупец, не замечая зла, Не видя, что вокруг лишь пепел, кровь и мгла, Петь песнн о любви, о благосклонном взоре,
Изяществе манер, пленительности уст?! Сколь холоден мой стих! Сколь низок он и пуст, Для изможденных душ — ненужная обуза!
Так о другом пиши! Пора! А если — нет, Ты жалкий рифмоплет. Ты больше не поэт. И пусть тебя тогда навек отвергнет муза!
ЖАЛОБА
Любимая страна, где мера нашим бедам? Какой из ужасов тебе еще не водом? Ответствуй: почему за столь короткий срок Твой благородный лик так измениться смог?
Ты издавна была достойнейшей ареной Для подвигов ума, для мысли вдохновенной. Ах, не тебе ль вчера народы всей земли Признательности дань восторженно несли?
Теперь восторг утих… Земле и небу назло Ты предпочла войну, ты в грабежах погрязла. Где мужество мужей? Где добродетель жен? Безумием каким твой разум поражен?
Вглядись в толпу сирот: что горше их печали? Не только от меча отцы несчастных пали: Кто смерти избежал, не тронутый в бою, В бараке для чумных окончил жизнь свою.
Да, самый воздух наш таит в себе отраву! Болезнь и мор вершат повальную расправу, Терзают нашу плоть, из сердца кровь сосут. Увы! Ни меч, ни щит от них нас не спасут.
Злодейская война растлила мысль и чувство. Так вера выдохлась, в грязи гниет искусство, Законы попраны, оплеваны права, Честь обесчещена, и совесть в нас мертва.
Мы словно отреклись от добрых нравов немцев, Постыдно переняв повадки чужеземцев. С нашествием врага из всех разверстых врат К нам хлынули разбой, распутство и разврат.
Кто в силах вытерпеть падение такое И угождать войне, себя не беспокоя, Тот носит лед в груди, тот дьяволом влеком, Тот вскормлен тиграми звериным молоком!
ВЕЗУВИЙ
Прошелся по стране — от края и до края — Безумный меч войны. Позорно умирая, Хрипит Германия. Огонь ее заглох. На рейнских берегах растет чертополох. Смерть перекрыла путь к дунайскому верховью. И Эльба, черною окрашенная кровью, Остановила бег своих угрюмых вод. Свобода в кандалах. Над пей тюремный свод. О помощи она, страдалица, взывает. А между тем война все глубже меч вонзает В грудь бедной родины. На запад, на восток Вновь хлынул с трех сторон нашествия поток. Мир, словно беженец, оставшийся без крова, Приюта не найдет… А зарево — багрово, И пепел над землей кружит, как серый снег. О, где тот золотой, тот безмятежный век, Когда не грабили друг друга и не гнали Народы?.. Даже слов они таких не знали — «Мое» или «твое», все поровну деля. А ныне пиками щетинится земля, Сокрыла свет дневной кровавая завеса… Сравнится ль с этим злом гнев самого Зевеса, Везувий может ли нанесть такой урон, Когда он, словно вепрь, свиреп и разъярен, Кидается на мир пылающею лавой, Как бешенство людей, как меч войны неправой?! Никто не причинял столь пагубных утрат! Мы злее, чем вулкан. Коварней во сто крат: Мы громы бередим и с молниями шутим, Пугаем небеса и море баламутим, Мы — смерти мастера. Нам славу принесло Уменье убивать. Смерть — наше ремесло. Мы разумом бедны и чувством оскудели, Зато мечом, копьем и пикой овладели. Огня любви в сердцах разжечь мы не смогли, Зато в огне войны Германию сожгли, Заткнули правде рот, и в исступленье диком Мы огласили мир звероподобным рыком, Сквозь горы мертвых тел прокладывая путь, С преступного пути мы не хотим свернуть! Мы в слепоте под стать циклопам одноглазым… Когда же наконец восторжествует разум? Когда вернется к нам любовь и честный труд? О, наши имена потомки проклянут, Поглотит нас вовек унылое забвенье! В небесных знаменьях пылает откровенье: Предвестник гибели — ночных комет полет! Свирепая земля в нас пламенем плюет, Природа адский жар вдохнула в грудь вулканам, И мы обречены. Мы смяты великаном! Ужель спасенья нет? И что нам предпринять? На то один ответ: вулкан войны унять! А иначе на жизнь мы не имеем права! Одумайтесь! Хоть раз все рассудите здраво! Ужель вас не страшит вид этих пепелищ, Сознание того, что край наш гол и нищ, Что храмы взорваны, что вечных книг страницы Должны (о, варварство!) в прах, в пепел превратиться?. О небо! Дай узреть нам сладостную явь! От пагубы войны немецкий край избавь! Во славу родины и господу в угоду Дозволь нам утвердить на сей земле свободу, Дабы, господнею спасенные рукой, Внесли мы в каждый дом жизнь, счастье и покой!
вернуться

2

Остановись, странник (лат.).