Поздним вечером командир батальона вышел на связь с Берлином. Возвратившись к нам, он сообщил, что днем тому назад на Гейдриха в Праге совершено покушение. Подробности пока неизвестны. Первой мыслью, что пришла мне в голову, было, что это дело рук Науйокса. Несколько недель тому назад он сказал мне, что собирается навестить Гейдриха в Праге и открыто заявить тому, что, если он не прекратит преследовать его даже на фронте, одному из них места под солнцем уже не останется. Когда же я услышал, что покушение совершили чехи, обученные для этого британской секретной службой, я еще более утвердился в своем предположении, так как Науйокс наверняка организует все дело так, что на него не падет даже тень подозрения. Только значительно позже из разговора с самим Науйоксом мне стало ясно, что мое предположение было ложным, но не необоснованным, поскольку Науйокс в то время был решительно настроен покончить с существовавшими между ним и Гейдрихом отношениями.
Смерть Гейдриха я воспринял с удовлетворением, считая, что судьба распорядилась правильно и справедливо. Гейдриха я знал как аморального человека, олицетворение зла, действия которого, на каком посту он бы ни находился, вызывали тяжелые последствия. Появилась надежда, что наша секретная служба попадет, наконец, в руки человека, который будет знать разницу между разрешенным и неразрешенным, позволительным и непозволительным. При этом я думал о Бесте[39], являвшемся заместителем Гейдриха, который, как мне казалось, обладал всеми этими качествами и вполне соответствовал этой тяжелой и довольно ответственной должности.
После смерти Гейдриха дело о моем наказании было прекращено и дамоклов меч, висевший над моей головой, снят. Прекратились и постоянные допросы, которые велись, несмотря на мое нахождение во фронтовой части. Допросы эти не имели никакого смысла, поскольку офицеры, ведшие их, не имели даже представления о сути вопроса. Ввести их в курс дела я по многим причинам не мог. С одной стороны, кое о чем я не имел права говорить, а с другой, для них, вымуштрованных в определенном плане, мои связи с Ватиканом были самой настоящей государственной изменой.
Но вот однажды меня разыскал офицер, заявивший, что послан Шелленбергом, чтобы спросить меня, готов ли я возвратиться в VI управление. Решение было принято мною довольно быстро. Я не испытывал никакой тоски по этому учреждению, где пережил много забот и неприятностей, но и быть солдатом у меня не было большого желания. К тому же меня ужасала борьба с партизанами, ведшаяся жестоко и подчас бесчеловечно. Однако я не показал этому посланцу, что готов тут же принять предложение Шелленберга. В противном случае я не смог бы предъявить свои требования, что обязательно намеревался сделать. Прежде всего, я потребовал, чтобы меня откомандировали надлежащим образом из войсковой части в VI управление. Смысл этого требования заключался в том, что я тем самым в случае чего подпадал бы под юрисдикцию нормального военного суда, уйдя от суда эсэсовского. Затем я поставил условие разрешить мне заниматься теми же вопросами, которые я решал, находясь в венском филиале, и в концепцию которых вмешивался неуклюже и не всегда продуманно центр, когда я находился в Берлине. И, наконец, исходя из положения, что лучшим видом обороны является наступление, я потребовал, чтобы мне был подчинен ватиканский реферат. Этим я преследовал цель противопоставления тому обвинению, которое мне было в свое время предъявлено. Вместе с тем я рассчитывал и в будущем предпринять шаги для подключения ватиканских кругов к решению вопроса о заключении сепаратного мирного договора.
С таким моим ответом курьер возвратился к Шелленбергу в Берлин. Прошло некоторое время, и у меня стали появляться мысли, что планы мои, по всей видимости, обречены на провал. Однако вскоре мне пришло письмо от Шелленберга, в котором он писал, что лично не возражает против моих условий, но осуществить мое восстановление в желаемой форме чрезвычайно трудно. Все руководители, управлений РСХА, в особенности шеф гестапо[40] Мюллер[41], против меня, и преодолеть их сопротивление не так-то просто.
40
Гестапо — по первым буквам слов «гехайме штаатсполицай» (в немецком написании во втором слове — буква «с») — тайная государственная полиция нацистской Германии. Создана в 1933 г. с целью физического устранения политических противников режима. Ее агентура имелась на всех предприятиях, в учреждениях, организациях и жилых кварталах. В концентрационных лагерях и застенках были убиты и зверски замучены сотни тысяч антифашистов. Во время Второй мировой войны ее подразделения творили жестокую расправу над мирным населением оккупированных немцами территорий. Международным Нюрнбергским военным трибуналом признана преступной организацией.
41
Мюллер Генрих (родился в 1901 г. в баварской крестьянской семье) — начальник гестапо, верный подручный Гиммлера, группенфюрер СС. Небольшого роста, приземистый, с почти квадратной головой, малоинтеллигентный, но упорный и настойчивый в достижении своих целей. Участник Первой мировой войны — летчик, совершивший один из первых налетов на Париж. До 1933 г. — сотрудник уголовной полиции Мюнхена и Берлина. Ревностно служил Веймарской республике, а затем нацистскому режиму. Делами его рук являлись: авантюра против Бломберга и Фрича, руководителей рейхсвера; инсценировка нападения поляков на немецкую радиостанцию в Гляйвице; расследование деятельности «красной капеллы»; массовое уничтожение евреев в Освенциме. В начале мая 1945 г. исчез из бункера фюрера. Дальнейшая судьба неизвестна.