Нет также однозначности с его достижениями на воинском поприще. Точно известно, что он был (старшим) реестровым полковником и есаулом переяславских казаков[542]. Тем не менее некоторые источники и более поздние (XIX–XX вв.) исследователи утверждают, что он был также избран казацким старшиной и гетманом[543]. Как бы то ни было, несмотря на все вышеупомянутые сложности в трактовке источников относительно его биографии, можно однозначно утверждать, что Ильяш Караимович действительно существовал и был реальным историческим лицом, одним из крупнейших лидеров реестрового казачества до начала «ребеллии» Хмельницкого.
Особенно важным для нашей статьи является вопрос этнического происхождения Ильяша Караимовича. К глубокому сожалению «романтических» караимских авторов XX–XXI вв., ни один из источников XVII в. не сообщает никакой информации о его гипотетическом караимском происхождении. Более того, несмотря на фамилию Караимович, один из наиболее достоверных источников по истории казаков, современник тогдашних бурных событий, скрывшийся под псевдонимом Самовидец, сообщает, что Караимович был… армянином[544].
Откуда же тогда такая говорящая фамилия (прозвище)? К сожалению, далеко не всегда исторические фамилии и прозвища давались в строгом соответствии с теми или иными персональными качествами их носителей. Так, к примеру, из еврейско-казацкой истории известно, что фамилия Христианский давалась, как правило, только евреям-выкрестам, Белый и Белов — шатенам и брюнетам, Чёрный — блондинам и т. п. Т. е. совершенно не обязательно, что фамилия Караимович указывала на происхождение от этнических караимов. Караимовичем мог быть, к примеру, человек бывший в услужении у караима. Кроме того, известно, что в Восточной Польше (нынешней Западной Украине) слово караим зачастую имело дополнительную пейоративную окраску, природа которой остается невыясненной. Ясно лишь, что этот достаточно распространенный в Восточной Польше пейоративный термин вряд ли может быть связан с малочисленной караимской общиной, насчитывавшей тогда не более 3–4 тысяч человек по территории всей Речи Посполитой[545]. Более того, большинство людей, носивших (и носящих сейчас) относительно распространённую фамилию Караим не имеют ни малейшего понятия о её происхождении и не отслеживают никаких караимских предков в доступном им прошлом[546].
Всё вышеперечисленное красноречиво свидетельствует в пользу того, что фамилия Караимович сама по себе совершенно не обязательно указывала на караимское происхождение её носителя, Ильяша Караимовича. О том, что фамилия Караимович совсем не значит, что её носитель был караимом, указывал ещё в 30-е гг. XX в. М. Блюм[547]. Тем не менее, даже если он всё же и был изначально рождён в караимской (не будем отрицать, что минимальная доля вероятности подобного рода происхождения этой фамилии всё же присутствует) среде, начав военную карьеру среди казаков, он был бы просто обязан перейти в православное христианство. Быть одновременно иудеем-караимом и казацким предводителем для того времени, несомненно, было просто невозможно. Судьба караимов (и евреев-раббанитов), перешедших в христианство, в ту эпоху была достаточно однозначна: с переходом в иную веру они полностью разрывали вес контакты со своей общиной, прошлым, семьей и т. п., начав новую жизнь в качестве новообращенна-христианина. Их потомки уже, как правило, не имели ни малейшего представления о вере и происхождении их родителей[548]. Так что сведения Шапшала о том, что Караимович (если мы представим на мгновение, что он всё же был караимом) мог поддерживать контакты с караимской общиной и после крещения и начала его военной карьеры, представляются абсолютно невозможными.
Предоставив специалистам по истории запорожского казачества право дальнейшей дискуссии относительно биографии Караимовича, хотелось бы исследовать далее романтический миф о «караимском полковнике Караимовиче» в современной историографии — опять-таки дабы яснее понять мотивы, побудившие Шапшала на создание сфабрикованного им документа.
543
Dyarjusz czy kronika о Poczqtku Rebelliey сообщает, что Eliasz Pereiaslawski был Nakaznym Hetmanem ввиду отсутствия полного гетмана (видимо, в 1648 г.) (рукописный отдел Библиотеки Академии наук Литвы. Ф. 143. Д. 880. Л. 28). По мнению одного из наиболее авторитетных исследователей истории казачества Д. Эварницкого, Караимович был объявлен гетманом в 1638 г. (Яворницький (Эварницкий) Д.1. Icтopia запорозьких козакiв. Кшв, 1990. Т. 2. С. 169; несмотря на украинское название этого издания, эта книга написана на русском).
544
Хроника называет его «Iлляш Ормянчик (или «Ормянчин») переясловский» (Летопись Самовидца. С. 6; Лiтопис Самовидця. С. 47; Eyewitness Chronicle. С. 6). По некоторым предположениям, автором «летописи Самовидца» был стародубский священник Роман Ракушка-Романовский (ок. 1622–1703).
545
См. сообщения о том, что галицийские католики и православные использовали термин караим в пейоративном контексте: Altbauer М. Wzajemne wplywy polsko-zydowskie w dziedzinie jezykowej. Krakow, 2002. S. 94; Пушик С. Караïмський поет Захара Самуïлович Абрагамович // Караïми Галича: Icтopia та культура / The Halych Karaims:'History and Culture. Львiв — Галич, 2002. С. 113.
546
К примеру, просматривая австрийские официальные документы 1787 г., мы обнаружили среди жителей галицийской деревни Пониковица (Ponikowica) православного крестьянина, чье имя было Грыцько Караим (Haus-, Hof- und Staatsarchiv (Wien). F. Staatskanzlei, Provinzen: Galizien I, Konv. D., 1787, fol. 181 г). Американский прозаик Рид Караим (Reed Karaim) также не имеет никакого отношения к караимам. По устным сообщениям наших караимских информантов, караимами в Польше иногда называли евреев-земледельцев.
547
Блюм М. А-караим би-Троки би-шнат 5695 // а-Давар. 30.09.1935; Блюм М. Караимы в Троках в 1935 году / Пер. с иврита Т.С. Леви-Бабовича, комментарии и ред. М. Кизилова // Параллели: русско-еврейский историко-литературный и библиографический альманах. М., 2004. № 4–5. С. 374–384. См. также приложение IV.
548
См., например: Еврейские хроники XVII столетия. С. 69–70; Mycyk J. Zyd na Siczy Zaporoskiej w XVII w. // Biuletyn Zydowskiego Instytutu Historycznego w Polsce. 1992. № 1.S. 65–66.