Миф о храбром караимско-казацком полковнике стал формироваться, пожалуй, прежде всего самим Шапшалом ещё в дореволюционное время в бытность его одесским и таврическим гахамом в 1915–1920 гг. Впервые имя Караимовича появляется на страницах караимской печати, пожалуй, в 1918 г. Шапшал именует Караимовича «Хатман Элиша» и пишет, что, «по преданию, он не поладив со своими сородичами в Кале, ушел к казакам и вел с ними войну против русских»[549]. Что еще более интересно, уже в самой ранней публикации на эту тему, Шапшал попытался сделать Караимовича потомком героического караимского рода Узунов, первым из которых был Элиягу Узун, якобы оборонявший Кырк Йер (Чуфут-Кале) от генуэзцев в 1261[550]. Увы, в данном случае Шапшал сам стал жертвой мистификации одного из своих караимских предшественников, Авраама Фирковича. Как явствует из исторических источников, генуэзцы никогда не нападали на Чуфут-Кале, а нижняя часть надгробной эпитафии Элиягу, опубликованная Фирковичем в его Авнэ Зиккарон (Вильно, 1872), является несомненной фальшивкой[551].
В межвоенной Польше и Литве формирование этой мифологемы активно продолжил сам Шапшал, а также некоторые другие караимские и некараимские авторы того времени[552]. Особо следует отметить луцко-караимского любителя-лингвиста Александра Мардковича, опубликовавшего отдельную брошюру, посвящённую биографии Караимовича как выдающегося военного, патриота, насмерть верного Польше и польским королям[553]. Кстати, необходимо отметить, что сформированное Мардковичем и другими караимскими авторами представление о «непоколебимой» верности Караимовича польскому королю также является абсолютно неверным. Действительно, до конца своих дней Караимович был реестровым казаком на службе польской короны. Тем не менее, будучи человеком своего времени, Караимович активно участвовал в разного рода политических интригах. Так, в 1647 г., к примеру, по сообщению С. Грондского и других летописцев, Караимович вместе с Барабашем перешёл на сторону магнатов, противников короля Владислава[554]. Ещё в 30-е гг. XX в. брошюру Мардковича о Караимовиче критиковал один из еврейских журналистов М. Блюм[555].
Кульминационным пунктом в формировании мифологемы о Караимовиче, несомненно, явилась вышеозначенная публикация Шапшала 1955 г. в «Вопросах истории», одном из крупнейших исторических журналов Советского Союза[556]. С этого момента сюжет о храбром караимском полковнике, ранее бывший уделом «мелко-националистической» караимской историографии, если можно так выразиться, был узаконен и прошел своеобразную легитимацию в виде публикации в официальной советской прессе.
К чести последующих исследователей истории казачества следует отметить, что после 1955 г. очень немногие из них купились на эту, на наш взгляд, достаточно очевидную фальшивку. Тем не менее эта апокрифическая история благополучно перекочевала в классическую биографию Хмельницкого, напечатанную в серии «Жизнь замечательных людей»[557]. В послевоенное время Ильяш Караимович стал одним из главных героев романа о Богдане Хмельницком пера известного украинского писателя Ивана Ле. Автор писал о Караимовиче как о выходце из «рода умных караимов», но, по-видимому, не был знаком с опубликованным Шапшалом «документом»[558]. Кроме того, ссылки на героическую фигуру Караимовича и на опубликованный Шапшалом «документ» являются общим местом в многочисленных и многотиражных любительских публикациях современных караимских авторов как стран СНГ, так и Литвы и Польши[559]. Помимо караимских националистов, данная фальшивка с энтузиазмом воспринимается многими татарскими и украинскими националистами, тщетно ищущими наличие «украинского» следа в истории Крыма и Крымского ханства[560]. Увы, из анализа источникового материала неопровержимо явствует, что Ильяш Караимович едва ли имел хоть какое-то отношение к караимам в то время, как история о Тимофее Хмельницком и «кровной» мести караимов является обыкновенной фальшивкой.
Возвращаясь к самой подделке текста о «кровной» мести, представляется интересным поразмышлять, какими мотивами руководствовался Шапшал, фабрикуя этот «источник». В принципе, на наш взгляд, у него не было насущной необходимости фальсифицировать этот документ. По всей видимости, идея о создании документа о Караимовиче могла возникнуть у Шапшала еще в 2030-е гг. XX в. В отличие от ряда рукописей и колофонов, сфабрикованных его караимским предшественником Авраамом Фирковичем, этот документ не сулил караимам никаких социальных или экономических льгот и преимуществ. Вполне вероятно, на написание этого документа Шапшала вдохновило чтение трудов Николая Костомарова, в достаточно возвышенных и не слишком научных тонах писавшего о пребывании Богдана Хмельницкого и его сына в Крыму в качестве заложника (как было сказано выше, большинство серьёзных учёных полагает, что Тимофей Хмельницкий никогда не был в Крыму в качестве заложника)[561]. Другим «источником» для Шапшала, несомненно, послужили путевые заметки немецко-российского учёного П. С. Далласа, писавшего в конце XVIII в. об уважительном (и не более) отношении караимов к деревьям, произраставшим на кладбище в Иосафатовой долине близ Чуфут-Кале[562].
549
Г. С. [= Гахам Серая, т. е. Серая Шапшал]. История происхождения должности и характер деятельности караимских гахамов // Известия караимского духовного правления. 1918. № 1. С. 5. Прим. 1. Мы сохранили синтаксис и правописание оригинала. Кале = Чуфут-Кале; отметим также, что ни в одной другой статье Шапшал не пытался именовать Караимовича «Хатман Элиша».
550
Там же. Шапшал утверждал, что бахчисарайский караимский газзан Юфуда (Иегуда) Узун якобы считал себя потомком Ильяша Караимовича (письмо А. Мардковича С. Шапшалу, 1931, рукописный отдел Библиотеки Литовской академии наук. Ф. 143. Д. 822. Л. 15 лиц.). Этот факт опять-таки известен нам только со слов самого Шапшала. По мнению проф. Дашевского (а вслед за ним Т.С. Леви-Бабовича и Вл. Зайончковского), потомки Караимовича жили на Украине и носили фамилию Ильяшенко, а не Узун (Xajaczkowski Wl. Karaimowicz Wadowski. S. 15; Mardkowicz A. О Iljaszu Karaimowiczu: zwierzchniku wojsk zaporoskich. Luck, 1931. S. 15. Ft.l).
551
В результате полевых работ в августе 2000 г. нами (А. Федорчук, Д. Шапира, М. Кизилов) было найдено надгробие, по мнению Фирковича, содержавшее надгробную надпись Элиягу га-Наси 1261 г. Увы, в тексте эпитафии вообще не было нижней части, на которой, согласно Фирковичу, находилась дата 1261 г. и упоминалась осада Чуфут-Кале генуэзцами. Исходя из внешнего вида надгробия, его можно уверенно датировать XVII в. Более того, на территории караимского некрополя в Иосафатовой долине близ Чуфут-Кале вообще нет надгробий ранее середины XIV в. (Shapira D. (with contributions by Ezer M.; Fedortchouk A.; Kizilov M.) Beginnings of the Karaites of the Crimea Prior to the Early 16th Century // Karaite Judaism. A Guide to Its History and Literary Sources. Ed. Meira Polliack. Leiden, 2003. P. 716; Федорчук А. Авраам Фиркович… С. 33).
552
Lewi-Babowicz T.S. Karaimi na ziemiach poludniowo-ruskich w wiekach IX–XVII // Mysl Karaimska. 1929. № 2 (2). S. 29; Szapszal S. Uzupelnienia i wyjasnienia // Mysl Karaimska. 1931. № 2 (3–4). S. 8–11; O.O. О Iliaszu Karaimowiczu, rycerzu z czasöw kozackich // Gazeta Warszawska. № 226 (24.07.1931). S. 4.
553
Mardkowicz А. О Iljaszu Karaimowiczu… См. также рецензию А. Зайончковского (Mysl Karaimska. 1934. № 10. S. 115–116).
555
Блюм М. А-караим би-Троки… Блюм М. Караимы в Троках… С. 374–384. См. также приложение.
557
Замлинский В. Богдан Хмельницкий / Серия ЖЗЛ. Вып. 9 (698). М., 1989. С. 90–91, 123–125.
559
Полная библиография подобного рода публикаций заняла бы несколько страниц. См.: Walfish В., Kizilov М. (eds.) The Karaites and Karaism: an Annotated Bibliography. Jerusalem, 2010 (в печати). Весьма показательно, что в постсоветское время эта заметка была несколько раз перепечатана и даже переведена на украинский язык (Шапшал С. М. Про перебування Богдана Хмельницького i його сина Тiмофiя в Криму // Кримська свiтлиця. 04.09.1993; Шапшал С. М. О пребывании Богдана Хмельницкого и его сына Тимофея в Крыму // Караимские Вести. 1994. № 6; Шапшал С. М. О пребывании Богдана Хмельницкого и его сына Тимофея в Крыму // Крымские караимы. Происхождение, этнокультура, история. Симферополь, 2005. С. 37–40). Любопытно, что известный караимский меценат М. С. Сарач дважды перепечатывал поддельный текст о Тимофее Хмельницком (один раз со ссылкой на М. Э. Хафуза как на первооткрывателя текста и другой — на А. И. Полканова) в переводе, сделанном с тюркского Оригинала фальшивки не самим Шапшалом, а кем-то другим ([Шапшал С. М. Караимы в Крыму, Литве и Польше] // Караимская народная энциклопедия / Сост. М. С. Сарач. Т. 1: Вводный. М., 1995. С. 105–106; Сарач М. С. Религия крымских караев (караимов) // Караимская народная энциклопедия. Т. 2: Вера и религия. Париж, 1996. С. 20–21). Это указывает на то, что Шапшал показывал тюркский оригинал фальшивки кому-то из своих коллег. Кроме того, текст этого «документа» неоднократно перепечатывался в Интернете.
560
Дальше всего в этой области зашёл, пожалуй, один из работников Бахчисарайского музея Алексей (Олекса) Гайворонский, переименовавший Караимовича в «козацкого вождя Элиаша Узуна», слепо доверяя и, более того, активно популяризуя псевдоисторическую байку о «культе священных дубов» и пр. (Гайворонский А. Козацкий вождь Элиаш Узун // Полуостров. 18.04.2003; Гайворонский О. Козацкий вождь Элиаш Узун // Гайворонский О. Страна Крым. Симферополь, 2004. Ч. 1. С. 41–44).
561
Подробный конспект работ Костомарова хранится среди личных документов Шапшала в рукописном отделе Библиотеки Академии наук Литвы. Ф. 143. Д. 918. Л. 64–65.
562
По мнению Палласа, крымским ханам было достаточно пригрозить караимам уничтожением кладбищенских деревьев, чтобы добиться от них «добровольных» денежных субсидий (ein freywilliges Geschenk). Говоря об уважительном отношении к деревьям, Паллас не уточняет, какой именно вид деревьев почитался (Pallas P. S. Bemerkungen auf einer Reise in die südlichen Statthalterschaften des Russischen Reichs in den Jahren 1793 und 1794. Leipzig, 1801. II Bd. S. 35). Ни один из последующих путешественников или караимских авторов вплоть до 30-х гг. XX в. не упоминает о распространении среди караимов почитания дубов или других деревьев как религиозного культа; несомненно, путешественники не обошли бы стороной столь интересный и необычный феномен, как поклонение дубам, если бы располагали хоть какой-либо информацией по этому поводу. Благоговейное отношение караимов к росшим на кладбище деревьям можно объяснить караимской традицией, согласно которой на территории некрополя запрещалось проводить вырубку деревьев и прополку сорняков, т. к. кладбище должно было медленно возвращаться к своему изначальному природному состоянию (Schur N. The Karaite Encyclopedia. Wien, 1995. P. 64–65). He выдерживают также критики попытки увязать благоговейное отношение караимов к деревьям в Иосафатовой долине с раннесредневековыми языческими практиками хазарского населения. По заключению дендрохронологической экспертизы, проведённой в сентябре 1998 г. лабораторией Института археологии НАН Украины, древнейшие экземпляры дуба скалистого, растущие на территории долины, датируются 1780–1785 гг. (заключение с.н.с. М. А. Сагайдак № 125/01—4—399 от 11.11.1998. Мы используем копию заключения, хранящуюся в нашей личной коллекции). Это значит, что в XVII в. дубов на территории Иосафатовой долины ещё попросту не было.