— Ничего, ничего, — небинарный Киса стал часто ему кланяться. — Конечно, конечно, Слава демократии, кровный господин. Просто я должен записать ваше имя и цель вашего визита в книгу гостей и узнать, что за груз в ваших телегах. Поэтому я и лезу к вам. Уж извините, — он снова кланяется. — Слава демократии…
— Демократам слава[7], — бурчит продавец недовольно и продолжает: — Пиши, дурак: я Кубинский, предприниматель, приехал к личному стеклодуву матушки Лыткину забрать оплаченный товар. У меня в телегах новейшие половики и коврики. Со мною три гоя, все возницы.
— Угу, угу… Три гоя… Возницы… — пытмарк Киса всё записывает в замызганную записную книжку и, когда заканчивает, говорит, снова кланяясь: — Спасибо, кровный господин Кубинский, я всё записал, проезжайте, Слава демократии…
— Слава, слава… — небрежно бросает ему Кубинский. — Я тут буду, в поместье, в доме для торговых гостей, — он протягивает шиноби руку для рукопожатия и добавляет: — надеюсь, увидимся, я же всё-таки вам вексель обналичить должен.
— Конечно, буду рад вас видеть снова, и деньги мне совсем не помешают, — Ратибор пожимает ему руку, не снимая перчатки. А преподаватель актёрского мастерства махнул рукой своим возницам: проезжайте, и телеги его стали въезжать в ворота одна за другой. Сам же продавец половиков почему-то не поспешил за ними, а решил остаться тут же. Было видно, что ему хочется сказать шиноби что-то сверх сказанного. А небинарный Киса теперь уже обратился к молодому человеку:
— А вы… Гой, что ли? Бродяга? Синоби, что ли? Это у вас копьё? Работу, что ли, ищете? — книжечку свою он убрал в карман широких штанов и «Славу демократии» что-то скандировать в честь юноши не спешил. В общем, Свиньин не производил на него особого впечатления, и кланяться ему небинарный не торопился. Впрочем, молодой человек не сильно рассчитывал на благосклонность привратника и просто произнёс:
— Я полномочный представитель мамаши Гурвиц. К мамаше Эндельман я прибыл с делом важным. При мне верительных бумаг весь нужный список. Готов их предъявить, коли допущен буду до человека главного при вашей маме.
На несколько секунд Киса завис, а Кубинский, который так и не ушёл за своими телегами, вылупил глаза и, искренне удивляясь, спросил у молодого человека:
— Так вы посланник?!
— Да, именно. Доверием мамаши Гурвиц я удостоен был, — коротко отвечал Свиньин. Теперь это можно было сказать. Всё равно скоро весть о его прибытии распространится по всему поместью.
— Но вы же… — продолжал удивляться продавец половиков. — Ну, вы же такой молодой. И уже посланник одной из мамаш!
На это Ратибор ничего не стал отвечать. Обсуждать выбор мамаши Гурвиц он не собирался ни с кем, так как подобные рассказы могли раскрыть информацию, которой раскрывать ему никак нельзя.
— А-а… — разинул рот небинарный Киса и тут же, добавил: — Понял… Так вам к нашему верховному управляющему нужно. К домоуправу, к господину Бляхеру.
— Да, именно к нему, ему я должен письма предъявить, — сказал юный шиноби, надеясь закончить этот разговор.
— Я вас сейчас запишу, — небинарный выхватил из кармана книжечку, — как вас звать, господин посланник?
— Я Ратибор Свиньин, шиноби. Посланец от мамаши Гурвиц, — представился юноша.
— Ага, я записал, — сообщил Киса, отрываясь от книжечки, и указал направление карандашом: — Вам туда, по большой дороге к самому большому дому. За полчаса дойдёте, только никуда не сворачивайте. Слава демократии!
— И демократам слава! — отвечает ему шиноби и идёт туда, куда ему указали.
⠀⠀
⠀⠀
Глава восемнадцатая
⠀⠀
Кубинскому не удалось задать ему много вопросов, предпринимателю пришлось отстать, ему нужно было спешить за своими телегами, а шиноби, уже в спокойном одиночестве, пошёл по относительно ровной дороге, посыпанной песком. Дорога была широкой, чистой. Кустики по краям. Тут и там краснеют несъедобными ягодами карликовые рябины. Никакой тебе грязи, никакого камыша, никаких чёрных полусгнивших ив.
Лепота.
Он шёл к большому серому зданию, что виднелось впереди на небольшой возвышенности и заметно отличалось от всех тех построек, что были справа и слева от дороги. Здание выделялось своим размерами и помпезностью. Например, колоннами у центрального входа и большими окнами. И каким-то флагом над зданием. В самом деле, с флагштока свисала какая-то пестрая ткань, разглядеть которую не представлялось возможности из-за того, что моросил мелкий дождь; флаг, естественно, промок и висел весьма уныло.
7
Это камень (как, конечно же понял читатель), прямо в огород соседней, "незалежной" страны, чьи "державни хлопци" весьма любят приветствие "Слава Украине" и отзыв на него "Героям слава".