Фарсалия, или Поэма о гражданской войне [Репринтное воспроизведение текста издания 1951 г.]

655 Космы откинув назад, открывает лицо она взорам,
Пряди торчащих волос вязеницами змей перевиты.
Юноши видя испуг и свиты его оробелой,
Скованный ужасом взор и лик омертвелый заметив,
«Бросьте, — сказала, — свой страх и трепет души успокойте:
660 Новая жизнь возвратит мертвецу его истинный облик.
Так, что отчаянный трус будет в силах внимать его речи.
Если могу показать озера стигийские, берег,
Где завывает огонь, если вашим глазам в состояньи
Я Эвменид показать и косматую Кербера[529] шею
665 В клубе кишащих гадюк, и тела сраженных гигантов,
Страшно ли, жалкие, вам боязливых манов увидеть?».
Прежде всего она грудь, нанеся ей свежие раны,
Кровью горячей поит; из чрева гной удаляет;
И наливает туда в изобилии лунное зелье.
670 Все, что природа вокруг на гибель и зло породила,
Вместе мешает она. Собаки здесь бешеной пена,
Рыси лесной требуха, позвоночник гиены свирепой,
Здесь и оленя мозги, змею проглотившего с кормом;
Рыбка[530], что может корабль, когда Евр надувает ветрила,
675 Вдруг среди волн задержать, глаза драконов и камни —
Те, что звучат, если их согреет орлица-наседка;
В Красных морях дорогих жемчугов хранитель — ехидна,
Из аравийских пустынь крылатые змеи и кожа,
Заживо сползшая с тел рогатых ливийских керастов[531],
680 И на восточном костре сгоревшего феникса[532] пепел.
Все эти яды смешав — знаменитые вместе с простыми, —
Листьев прибавила к ним заклятых волшбою запретной,
Трав, чьи ростки смочила она зловредной слюною,
Много и зелий других, что миру сама подарила:
685 Голос ее, который сильней, чем всякие травы,
Может скликать летейских богов[533], нестройные звуки
Начал сперва издавать, несхожие с речью людскою.
Воет по-волчьи она и лает она по-собачьи.
Так же, как филин ночной, как сова беспокойная стонет,
690 Так же, как змеи шипят, как звери ревут и взывают, —
Стонет она: и грохот волны, что бьется о скалы,
И завыванье дубрав, и гром, разрывающий тучи, —
Все в этом вопле слилось. Но вот гемонийских напевов
Явственны стали слова — и в Тартар они проникают:
695 «О, Эвмениды, и вы, все Муки смертельного Стикса,
Хаос, готовый всегда миры поглощать, не считая!
Ты, о владыка земли, томящийся в долгих столетьях
Божьим бессмертьем своим! И Стикс, и Элисий[534], закрытый
Для фессалиек навек! Ты, отвергшая небо и матерь,
700 Ты, Персефона, для нас воплощение третье Гекаты,[535]
Через которую я сношусь молчаливо с тенями!
Ты, о привратник дворца, бросающий нашу утробу
В пищу свирепому псу! Вы, Сестры, которым придется[536]
Новую нитку сучить! Перевозчик[537] по огненной влаге,
705 Старец, которого я утомляю, теней призывая!
Просьбе внемлите моей: если вас призываю успешно
Скверной заклятий моих, если я не пою заклинаний,
Мяса людского не вкусив сперва, если полные жизни[538]
Груди я резала вам и жертву мозгами кропила,
710 Если дитя, зародившись, чтоб жить, на блюдо вам клало
Недра свои и главу, — то вы повинуйтесь моленью!
Я вызываю не дух, в подземелиях Тартара скрытый,
К мраку привыкший давно, — но дух, лишь туда нисходящий,
Только что бросивший свет, застывший над первым провалом
715 К бледному Орку[539]. Пускай услышит он эти заклятья,
К манам лишь раз низойдет! Пусть тень помпеянца, недавно
Павшего, сыну вождя возвестит грядущие судьбы,
Ежели быть вы должны гражданской войне благодарны!».
С пеной у рта заклинала она и, голову вскинув,
720 Вставшую тень обрела пред нею лежащего тела, —
Тень, что страшилась теперь своего бездыханного трупа
Как ненавистной тюрьмы. В разверстую грудь возвратиться,
В чрево — боится она, и в плоть со смертельною раной.
Смерти последний дар — невозможность смерти, несчастный,
725 Жаждут отнять у тебя! В изумленьи Эрихто, что судьбы
Медлить еще позволяют себе; на смерть рассердившись,
Труп недвижимый сечет, живою змеею бичует —
И через щели в земле, которые чарой разверзла,
Лает на маны она, подземную тишь нарушая:
730 «О, Тисифона, и ты, к моим воплям глухая Мегера,[540]
Что еще медлит ваш бич погнать сквозь пустоты Эреба
Душу злочастную ту? Я истинным именем[541] вашим
Вас призову, стигийских собак, и на свет я надземный
Выведу; буду вас гнать сквозь костры погребенья, как сторож,
735 Выкину вас из могил, все урны у вас отниму я!

529

Кербер — трех- или пятиголовый сторожевой пес подземного мира.

530

Рыбка — у Лукана по-гречески echenais (по-латыни — remora), «останавливающая корабли» — легендарное морское животное. Так же легендарны и камни в орлиных гнездах.

531

Керасты — порода змей.

532

Феникс — легендарная птица, сжигавшая самое себя по достижении зрелого возраста (через 500 или даже через несколько тысяч лет) и снова возрождавшаяся из пепла.

533

Летейские боги — божества загробного мира, в котором текла река забвения — Лета.

534

Элисий (или Елисейские поля) — обитель блаженных душ.

535

Персефона (Прозерпина) — дочь богини Деметры, похищенная Аидом (Плутоном) в преисподнюю и ставшая ее царицей. По позднейшим представлениям, она считалась одним из воплощений богини Гекаты, являвшейся на небе Селеной (Луной), на земле Артемидой (Дианой) и в подземном мире Персефоной.

536

Пес — Кербер. (См. ст. 664). Сестры — Парки. (См. I, ст. 113 и III, 18 сл.).

537

Перевозчик — Харон. (См. примеч. к III, ст. 16).

538

Полное богом — Человеческая грудь считалась обителью особого божества, или гения.

539

Орк — божество загробного мира, а также и весь загробный мир.

540

Тисифона и Мегера — Эринии (Фурии). (См. примеч. к I, ст. 572).

541

Истинным именем — т. е. тайным именем, не известным людям, но известным колдунье Эрихто.