Выбрать главу
585 Как в фессалийской беде. Никогда при предвестиях добрых Не разлучаемся мы! Зачем же корабль повернул ты В бегстве своем, не оставил меня на Лесбосе скрытой, Если ко всем берегам запретить мне доступ задумал. Или же лишь на морях гожусь я в спутницы?». Тщетны 590 Были все слезы ее, хоть она за корму уцепилась: Ни отвести своих глаз, потрясенная, в страхе не может, Ни на Помпея смотреть. И все на судах оробели Перед судьбою вождя, боясь не меча иль убийства: Страшно, — не стал бы Помпей умолять униженно скипетр, 595 Данный его же рукой. Когда он сходить собирался, Римский воин ему, Септимий[696], с фаросской галеры Отдал честь: о, всевышних позор! Он мерзкого царства Телохранителем стал, свой дротик родимый отбросив; Лютый, жестокий и злой, бывал он в убийствах не мягче, 600 Чем кровожаднейший зверь. И кто б не подумал, Фортуна, Что племена ты щадишь, отвратив эту руку от битвы И удалив из Фессалии прочь его меч смертоносный. Ты рассеваешь мечи, чтобы в каждой стране отдаленной Междоусобиц, увы, злодеянья творились. Самих же 605 В том победителей стыд и вечный позор для всевышних: Так подчинился царю меч римский. Железом твоим же Мальчик пеллейский[697] отсек тебе голову ныне, Великий! Славу какую в веках оставит Септимий потомству? Как назовет преступленье его тот смертный, который 610 Брута[698] злодеем зовет?.. Приближался последнего часа Срок роковой; Помпей, на фаросский челн перебравшись, Всю свою власть потерял: уже вынимают из ножен Царские изверги меч. Клинки пред собою увидев, Плащ он накинул на лик[699]; под удар Фортуны открыто 615 Не подставляя главы, зажмурил глаза и дыханье Сразу в груди задержал, чтоб из уст не вырвалось крика, Чтобы непрошенный плач не унизил бессмертную славу. После того, как Ахилла-злодей пронизал ему тело, Он под ударом клинка не издал ни единого стона, 620 Но, презирая убийц, неподвижным телом не дрогнув, Смертью себя испытал и мыслил так, умирая: «Смотрят сюда все века, что будут о бедствиях Рима Не умолкая вещать, и потомство мира увидит Эту ладью и фаросцев обман: подумай о славе! 625 Долгую жизнь послали тебе счастливые судьбы: Люди не знают еще, если смертью того не докажешь, — Был ли ты стоек в беде. К стыду отнесись ты с презреньем И не страдай, что убийца таков: ведь кто б ни ударил — Тестя десницу узнай. Пусть рвут и в клочья терзают, — 630 Все же, владыки небес, я счастлив, и этого счастья Боги не могут отнять: удача меняется в жизни; Горестей смерть не дает! Эту гибель Корнелия видит, Также и сын мой Помпей; о, скорбь моя, тем терпеливей Стон заглуши, я молю; если сын и жена мне дивятся, — 635 Значит, и любят меня!». Таким помышленьем Великий Гордый свой дух охранял: так владел он душой умиравшей. Было бы легче самой Корнелии пасть от злодейства, Чем его видеть; она оглашает воплями скорби Воздух: «О, бедный мой муж! Это я — твоя злая убийца; 640 Лесбос причиною был задержки твоей смертоносной, Цезарь скорее тебя причалил к берегу Нила! Кто же иной — преступленья творец? Но кто бы ты ни был, Данный богами палач, — ты, Цезаря злобе служивший Или себе самому, — не знаешь, жестокий, где скрыто 645 Сердце Помпея; спешишь и так наносишь удары, Как твоя жертва велит. Но казнью ужаснее смерти Было бы видеть ему наперед мою гибель. Виновна Также сама я в войне, — из матрон я одна и в походах, И по морям провожала вождя, — не дрожа перед роком, 650 Страшного даже царям побежденного я укрывала! Я ль заслужила, жена, на корме безопасной остаться? Ты ль, вероломный, щадил? Стремясь к концу роковому, Ты обрекал меня жить? Я умру, — но не милостью царской! Или позвольте вы мне, матросы, кинуться в море; 655 Или на шею мою наденьте петлю из каната; Иль да вонзит в меня меч достойный Великого спутник! Эту заслугу вождя вмените вы тестю в заслугу. Держите вы для чего, злодеи, спешащую к смерти? Жив ты еще, мой супруг, но уже у Корнелии права 660 Нет над самою собой: мне мешают приблизиться к смерти! Для победителя здесь берегут меня!». Так, причитая, Пала на руки своих и корабль ее в бегстве уносит. Хоть у Помпея хрустят и грудь, и спина под мечами, Но досточтимой красы сохранил он образ священный, — 665 Гнев на всевышних — в лице; и последнее веянье смерти Не изменило ничуть наружности мужа: признали Это все те, что встречали главу отсеченную. Лютый В мерзком злодействе своем, еще злейшее сделал Септимий.
вернуться

696

Септимий — римский воинский трибун, который во время войны с пиратами служил у Помпея центурионом. (См.: Юлий Цезарь. Записки о гражданской войне, III, 104).

вернуться

697

Мальчик пеллейский — Птолемей XII. (Ср. примеч. к V, ст. 60).

вернуться

698

Брута — убийцу Цезаря.

вернуться

699

Плащ он накинул на лик. Ср. описание смерти Цезаря у историка времен императоров Траяна и Адриана (II в. н. э.) — Светония (Божественный Юлий, 82): «видя отовсюду направленные на себя кинжалы, он окутал голову тогой, а левой рукой спустил ее складки на самые голени, чтобы тело, закрытое в своей нижней части, и при падении сохранило пристойный вид».