Выбрать главу

ДМИТРИЙ МАГУЛА. FATA MORGANA (Нью-Йорк, 1963)

И лжет душа, что ей не нужно Всего, чего глубоко жаль.

А.А. Фет

От Автора

В эту, третью по счету, книгу моих стихов вошли стихотворения, написанные с 1943 г.

Первая книга, «Свет Вечерний», была издана в Париже, в 1931 г.; вторая — «Последние Лучи» — в Нью-Йорке, в 1943 г.

Порядок чередования стихотворений не соответствует датам их создания и нарочито принять для некоторого разнообразия их по теме или по форме.

Стихотворения, отмеченные в Алфавитном Указателе звездочкой, [*], были впервые напечатаны в Нью-Йорке, в 1949 г., в сборнике «ЧЕТЫРНАДЦАТЬ», изданном «КРУЖКОМ РУССКИХ ПОЭТОВ в АМЕРИКЕ».

В книгу включены восемь моих, близких к подлиннику, переводов с английского, испанского и французского, а за помещение одной шутки на тему о непогрешимости математики и одной, также шуточной, «баллады» автор приносить читателю свои извинения.

Я считаю своим долгом, выразить свою признательность Mr. A. J. Lipp’y за его дружескую помощь мне в издании этой книги и за его решающую поддержку в размере всей суммы, недостававшей для покрытия расходов по изданию.

«Пока живем, пока мы спорим…»

Пока живем, пока мы спорим, За днями годы протекли И собираются вдали, Как облака над дальним морем…
Но каждый мимолетный день, Пусть мимолетно-быстротечен, Был в прошлом чем-нибудь отмечен, Как на пути одна ступень.
Где эти дни теперь? Не мы ли Хотели сами верить снам? Те дни — они приснились нам… А сердце шепчет: были… были…

«К познанью мира только два пути…»

К познанью мира только два пути: Один — искать для веры оправданья, Другой — чрез разум дерзко обрести В вопросах веры право отрицанья…
Кто ближе к правде? Раб священных книг, Простертый ниц и одержимый бредом Иль тот, чей разум с горечью постиг, Что мир ему останется неведом?
Все преходяще: смолк святой псалом И меркнет разум, гордый краткой славой… Прими же мир с его добром и злом, Каким он есть, не мудрствуя лукаво.

«Я помню все… Ты отдала Шопену…»

Я помню все… Ты отдала Шопену И мастерство игры, и грусть былых утрат Но вальс умолк. И вдруг, ему на смену, Победный грянул марш, призывный, как набат!
Как будто ты хотела этим маршем Послать надежды весть бессильному рабу О том, что Жизнь, в своем венце монаршем, Придет и победит коварную Судьбу!
Да, помню все… До мелочи последней, До жутких тех минут, когда с тобой Прощались мы в тот поздний час в передней, И слезы канули в бездонный водоем…
Вагон летит… А ты осталась дома. Еще глухая ночь. Рассвет не наступал… И стук колес, как стрекот метронома, Ведет учет числу бегущих в вечность шпал.

«Много в жизни тропинок исхожено…»

Много в жизни тропинок исхожено, Много в море промчалось валов, Было веры так много заложено В тайный смысл недосказанных слов;
И для сердца так много все значило, Так манила далекая цель. А желанное счастье маячило С побережий заморских земель…
Были в сердце порывы горячие И надежды хмельное вино, Но за долгие годы бродячие Так и не было счастья дано!
Поздно ждать его сердцу мятежному: Вот, и белая прядь в волосах, А душа, на пути к неизбежному, Заблудилась в дремучих лесах…

«Как старый раб, весь век в каменоломне…»

Как старый раб, весь век в каменоломне Дробивший недра древних мрачных скал, — Беспомощный, бессильный, я упал… И, как огнем, всю душу обожгло мне!
Я помню все: молился Красоте, Молил о чуде, как молили прежде, И отдал жизнь обманчивой надежде — Несбыточной, несбывшейся мечте…
Мой час настал, и в сердце смерть стучится! Я притаюсь и не открою глаз: Я жду того — да, жду в последний раз! — Что не случилось, но могло случиться.

Ветер

Le moulin n’y est plus, mais le vent y est encore.

Когда-то там, к тому пригорку, — И неужели так давно? — Кончая жатву и уборку, Везли на мельницу зерно…
Вращались крылья, зерна плыли, Стучали мерно жернова И были слоем белой пыли Покрыты люди и трава.
Сегодня вновь я здесь… Но где же Все то, что помню с детских лет? Все заросло травою свежей, И мельницы знакомой нет!
И сердце как-то вдруг сознало, Что всех потерь былых не счесть, Что, вот… и мельницы не стало, Что только прежний ветер есть…

Пленный лев

(Перевод стихотворения Джоффрей Вивиен: Нью-Йорк Таймс, Окт. 28, 1948)

Прутья решетки по небу проходят, мелькая… Лица за ними… И вдруг — мяса кусок кровяной. Там, где-то в памяти, смутные образы рая: Стебли высокой травы… озеро… огненный зной…

«Детство — греза, замуровывающая…»*[1]

Детство — греза, замуровывающая Дверь к безмолвию и сну, Радость жизни, околдовывающая Верой в счастье и весну.
Юность, душу одурманивающая Хмелем страсти в первый раз, — Только сказка, нас заманивающая Волшебством влюбленных глаз.
Зрелость, жемчуг лет растрачивающая, Только боль недавних ран, Горечь дум, сполна оплачивающая Поздно понятый обман.
Старость — сердце опечаливающие Годы мудрости, а мы, К тихой пристани причаливающие, — Только дети вечной тьмы.
вернуться

1

Стихотворения, отмеченные звездочкой, [*], были впервые напечатаны в Нью-Йорке, в 1949 г., в сборнике «ЧЕТЫРНАДЦАТЬ», изданном «КРУЖКОМ РУССКИХ ПОЭТОВ в АМЕРИКЕ».