В 1810 году абхазское княжество вошло в состав России, но еще почти сто лет Абхазия фактически жила между слабеющей Турецкой и крепнущей Российской империями. Были тут интриги, были войны, действовали свои предатели и герои. Всё, как положено в межимперской «буферной зоне», «диком поле» — или, исходя из ситуации, «диких горах».
Абхазия как бы находится между двух мировых религий, с огромным влиянием язычества. В «Сандро из Чегема» мы видим, как важно для героев Искандера так называемое молельное дерево: оно и оракул, и алтарь, и часть их духовного мира, неразрывно связанная с природой.
Приведем одну из самых популярных абхазских легенд. Их маленький Фазиль, скорее всего, много слышал, и кто знает, в какой степени повлияли они на будущего писателя. Здесь действуют общие для многих кавказских народов герои — богатыри нарты, а записал эту легенду замечательный этнограф Григорий Филиппович Чурсин.
«У нартов была сестра-красавица Гунда. Она была неряха, никогда не умывалась, одевалась грязно. Стал свататься за нее Хожирпыс (в переводе „Рододендровый парень“). Ее просватали. Неряшливость сестры очень не нравилась братьям, и они постоянно упрекали ее за это. Она спокойно выслушивала упреки, но всё же наконец вышла из терпения и говорит: „Я не забочусь о своей красоте, потому что иначе вы все погибнете“. Но братья не унимались. Тогда сестра чисто вымылась, нарядилась, обулась, вышла на балкон. Красота ее всех поразила. Услыхал о ней другой герой, Ерчхьоу, и решил добыть красавицу.
Подъезжает он к железным воротам замка нартов. Увидели его нарты, заперли ворота. Подступает Ерчхьоу к воротам, нарты изнутри подпирают ворота плечами. Ерчхьоу кричит им: „Нарты, отворите, видите, я приехал к вам“. Нарты сильней подпирают ворота. Еще и еще раз просит Ерчхьоу. Нарты не отворяют. Вышиб тогда Ерчхьоу ворота, упали они на нартов и придавили их. Гунда плачет. „Почему ты плачешь? — спрашивает Ерчхьоу. — Ничего, я их освобожу. Я приехал взять тебя замуж“. Пришлось красавице Гунде согласиться. Посадил он ее впереди себя и поехал, а выезжая, одной ногой поднял железные ворота и освободил нартов.
Вечером приезжает в замок жених Гунды Хожирпыс. Нарты в унынии. В чем дело? Объяснили причину, рассказали о похищении. Утром пустился Хожирпыс в погоню. В полдень догнал Ерчхьоу, кричит ему: „Остановись, подожди меня, если ты мужчина! Давай стрелять друг в друга!“ — „Давай!“ Стали спорить, кому стрелять первому. Выстрелил Хожирпыс. Не попал. Выстрелил Ерчхьоу. Тоже не попал. Выстрелил Хожирпыс вторично, попал Ерчхьоу в колено. Выстрелил Ерчхьоу, попал сопернику выше глаза, отбил кусок черепа. Хожирпыс говорит: „Позволь сбегать к меднику, починить голову“. Отправился к меднику. Медник приложил вместо отбитой части черепа кусок меди, прибил гвоздями. Вернулся Хожирпыс с починенным черепом, выстрелил, промахнулся. Выстрелил Ерчхьоу, еще глубже захватил голову. Мать Хожирпыса обладала особою силою; всех троих обратила в камень. И поныне стоят они, окаменелые, в горах между Карачаем и Абхазией».[2]
Такие вот сказания — суровые, жестокие, но по-своему обаятельные, наивные, полные фантазии, энергии, ума и азарта. В «Сандро из Чегема» слышатся несомненные их отголоски. Такова, по нашему мнению, и сама Абхазия.
Весь девятнадцатый век Абхазия имела в русском обществе весьма дурную репутацию, далекую от нынешнего представления о ней как о большом курорте. Достаточно сказать, что сюда ссылали врагов российского престола — например, декабристов. Самый известный из них — писатель Александр Бестужев-Марлинский. Он был определен в Гагры, и в письме к братьям Полевым, издателям журнала «Московский телеграф», вот как описывал свое житье-бытье в 1836 году:
«Есть на берегу Черного моря, в Абхазии, впадина между огромных гор. Туда не залетает ветер; жар там от раскаленных скал нестерпим, и, к довершению удовольствий, ручей пересыхает и превращается в зловонную лужу. В этом ущелье построена крепостишка, в которую враги бьют со всех высот в окошки; где лихорадка свирепствует до того, что полтора комплекта в год умирает из гарнизона, а остальные не иначе выходят оттуда, как со смертоносными обструкциями или водянкою. Там стоит 5-й Черноморский батальон, который не иначе может сообщаться с другими местами, как морем, и, не имея пяди земли для выгонов, круглый год питается гнилою солониной. Одним словом, имя Гагры, в самой гибельной для русских Грузии, однозначаще со смертным приговором».[3]
3
Письмо братьям Полевым от 19 июня 1836 г. // Абхазия в русской литературе. Сухуми, 1982. С. 10–11.