Выбрать главу

Эти растения соединяют вместе только потому, что у них одинаковые названия.[1052]

13

(1) Корни разнятся между собой и вкусом и запахом: есть среди них и острые, и горькие, и сладкие; есть душистые и зловонные. Сладок корень у так называемой «желтой кубышки»: она растет в озерах и по болотам, например под Орхоменом, Марафоном[1053] и на Крите. Беотяне, которые едят ее плоды, называют ее madonais. У нее крупные листья, которые лежат на воде. Говорят, что если ее натереть и приложить к ране, то она останавливает кровь. Дают ее пить и от дизентерии.[1054]

(2) Сладок и «скифский корень»: некоторые и называют его просто «сладким корнем». Растет он около Меотиды.[1055] Его сушат и употребляют против астмы, кашля и вообще против грудных заболеваний; смешивают с медом и прикладывают к нарывам. Он обладает свойством утолять жажду, если его держать во рту. Скифы, говорят, живут по одиннадцать двенадцать дней только на сыре из кобыльего молока и на этом корне.[1056]

(3) Аристолохия обладает приятным запахом, но на вкус очень горька; цветом она черна. Самая лучшая растет на горах. Листья у нее похожи на листья постенницы, но круглее. Ее употребляют от многих болезней; лучше всего помогает она от нарывов на голове, но хороша и от других нарывов; помогает она также от змеиных укусов, от бессонницы и: болезней матки. В одних случаях ее советуют, вымочив в воде, прикладывать как пластырь; в других — наскоблить и давать с медом и оливковым маслом. При змеином укусе ее следует пить с кислым вином и приложить из нее пластырь к укушенному месту; от бессонницы ее следует нарезать в крепкое красное вино и пить. При выпадении матки, следует делать обмывания из ее отвара.[1057]

(4) У этих растений корни сладкие; у других корни горьки, и неприятны на вкус. Некоторые сладкие корни вызывают безумие, например корень растения, похожего на сколимус и растущего около Тегеи. Скульптор Пандей, работая в храме, поел его и сошел с ума.[1058] Есть корни смертоносные; таковы, например, те, которые растут около рудников во Фракии:[1059] они очень приятного сладкого вкуса, и человек умирает от них легко, словно засыпая. Различаются корни и окраской: они бывают не только белые, черные и желтые, но бывают и винного цвета, бывают и красного, как, например, у марены.

(5) У «пятилистника» или «пятилепестника» (растение это зовут и так, и так) — корень, когда его только что вырыли, красного цвета; высохши, он становится черным и четырехугольным. Листья у этого растения похожи на виноградные, маленькие и такого же цвета: оно растет и увядает одновременно с лозой. Листьев у него только пять: откуда и его название. Он пускает при земле тонкие узловатые стебли.[1060]

(6) У марены листья похожи на листья плюща, только они круглее; она растет при земле, как свинорой, любит, места тенистые. Она гонит мочу, и поэтому ею пользуются, при болях в пояснице и в бедрах.[1061]

Некоторые корни имеют своеобразный вид: таковы, например, корни так называемого «скорпиона» и «полипа». У первого корень похож на скорпиона и помогает от укуса скорпиона и от укусов других подобных ему существ... У «полипа» корень мохнатый, с присосками, напоминающими щупальца полипа. Он прочищает, вызывая расстройство. Если его носить как амулет, то, говорят, не вырастет полипа. Листья у него похожи на крупные папоротниковые; растет он по скалам.[1062]

14

(1) Одни лекарственные растения сохраняются дольше, другие портятся скорее. Чемерица годится для употребления в течение тридцати лет, аристолохия — в течение пяти шести; «черный хамелеон» — в течение сорока; золототысячник — в течение десяти или двенадцати (корень у него жирный и плотный). Горичник сохраняется пять шесть лет; корень брионии — один год, если он лежит в тени и .никто его не трогает;[1063] в противном случае он начинает гнить и становится губчатым. У каждого растения есть свой срок. Вообще же из всех лекарственных растений дольше всего может храниться слабительное из бешеного огурца: чем оно старше, тем оно лучше. Один врач — не лжец и не хвастун[1064] — рассказывал, что у него есть такое слабительное, которому двести лет, превосходнейшее по качеству. Он получил его в подарок. (2) Причиной этой долговечности является обилие влаги. Поэтому лекарство это, истолокши, ставят еще совсем свежим в золу, но и так оно не высыхает, и пока ему не исполнится пятидесяти лет, оно гасит светильник, если его поднести к нему.[1065] Говорят, что это: единственное или почти единственное очень сильное средство, которое прочищает, вызывая рвоту: в этом особенность его действия.

вернуться

1052

Следует отметить в данном случае у Феофраста (и, очевидно, вообще у лиц, имевших дело с этими растениями) чутье в отношении., систематической близости мака (Papaver) и длиннострючника (Glaucium), несмотря на резкое различие их плодов.

вернуться

1053

Орхомен — см. примеч. 164 к кн. IV. Марафон — деревня на юго-западной стороне Аттики. Павсаний (I.32.6) пишет, что там было «большое, заболоченное озеро».

вернуться

1054

Что беотяне ели плоды желтой кубышки, нисколько не удивительно: в России XVIII в., особенно в Финляндии, ели корни и стебли этой кубышки и находили их очень питательными и сытными. Диоскорид (I.178) называет желтую кубышку «мадон» и говорит, что кожевники-: употребляли ее для выделки кож. О кровоостанавливающем свойстве, этого растения он не упоминает, но говорит, что от дизентерии помогает настой ее сухого корня на вине. Кубышку эту Сибторп находил во множестве по озерам и прудам Фессалии, Пелопоннеса и Закинфа (Prodr. fl — Graec, I, 336).

вернуться

1055

Меотида — это Азовское море.

вернуться

1056

О сыре из кобыльего молока впервые упоминает Гиппократ в своем известном сочинении «О климате, водах и местах», Диоскорид говорит, что сок, извлеченный из лакрицы, помогает от болей в груди и в печени и также упоминает об его свойстве утолять жажду.

вернуться

1057

Весь третий параграф этой главы повторяется в IX.20.4; сюда он попал не на свое место, что заметил уже Скалигер (издатель Феофраста, живший в XVI в.); следующий параграф начинается со слов:

«У этих растений корни сладкие...», — аристолохия же горька.

вернуться

1058

Ср. Феофраста («Причины растений», VI.4.5): «Не все сладкие на вкус корни могут быть употребляемы нами в пищу. Среди них есть такие, которые вызывают безумие, как, например, корень растения, похожего на σκόλυμος. Есть и другие, обладающие снотворной силой, которые, если их принять в большей дозе, приносят смерть, как, например, мандрагора». Тегея — город в Аркадии, к югу от Мантинеи; теперь обширные развалины около Триполицы. Пандей: рукописное чтение именно таково, но скульптора Пандея мы не знаем. Может быть, это был Пантия (в Альдине и стоит πάντιος), о котором неоднократно упоминает Павсаний (VI.3,4; 9,1; 14.5), хиосец, сын скульптора Сострата и сам скульптор; жил в IV в. до, н. э.

вернуться

1059

Об этих ядовитых корнях не упоминает больше ни один из древних писателей.

вернуться

1060

Это Potentilla reptans L., лапчатка ползучая, описанная очень точно. В тексте имеется, вероятно, пропуск, так как о лекарственных свойствах этого растения ничего не сказано.

вернуться

1061

Данное описание никак не подходит к Rubia tinctorum L., с которой отожествляется это растение и в «Указателе» Горта. Шпренгель считал, что это Rubia lucida L.

вернуться

1062

По убеждению народной медицины, растение, сходное с каким-нибудь животным, послужит действительным лекарством от укусов этого животного. Ср. у Диоскорида (IV.188): «Он растет по мшистым скалам и на старых дубовых стволах; высотой он в ладонь, похож на папоротник, несколько мохнат, изрезан, но не такими мелкими вырезами. Корень у него мохнатый и словно весь в щупальцах полипа, толщиной в мизинец».

вернуться

1063

Т. е. не точат черви.

вернуться

1064

Примечание очень уместное ввиду невероятности рассказа.

вернуться

1065

Вот как рассказывает Диоскорид (IV.158) о приготовлении элате-рия: «Некоторые, чтобы влага в нем поскорее усохла, насыпают на землю просеянную золу, делают посредине углубление, расстилают втрое сложенный кусок полотна и выливают на него элатерий со всей жидкостью. Когда он высохнет, его толкут в ступке». Текст Феофраста или безнадежно испорчен, или он, сам не врач, не разобрался в сообщаемых ему сведениях.