(6) От «однодневки» средство найдено: есть травка, уничтожающая действие этой травы. Листом она похожа на чемерицу или на белую лилию; ее все знают. Говорят, что рабы выведенные из себя, принимают этот яд, а затем прибегают к лечению этой травкой, так как от «однодневки» умирают не легко и быстро, а медленно и тяжело.[1097] Травка эта действует превосходно в качестве противоядия, причем это противоядие не нуждается в приготовлении. Говорят, впрочем, что от «однодневки» умирают и сразу и спустя некоторое время, иногда даже через год, и что от доз, данных в последнем случае, нет спасения. Все это в точности известно тирренцам из Гераклеи.[1098] (7) Нет ничего невероятного в том, что в некоторых случаях от этого яда нет спасения, а в других отравившемуся можно помочь; так ведь бывает и с другими ядами.
Аконит, как уже сказано, безвреден в руках людей, не знающих, как приготовлять из него яд. Покупать его не дозволено, и за такую покупку карают смертью.[1099] Разница во времени смерти от аконита соответствует разнице во времени сбора: человек, принявший этот яд, умирает через столько же времени, сколько прошло с его сбора.[1100]
(8) Фрасия мантинеец[1101] нашел, говорят, такое средство, которое делает смерть легкой и безболезненной. Он брал сок болиголова, мака и других таких же трав и приготовлял крохотную пилюлю весом около драхмы. Противоядия от этого средства нет вовсе, и оно может стоять сколько угодно, ничуть не портясь. Болиголов он брал не откуда попало, а из Суз[1102] и вообще из мест холодных и тенистых; то же соблюдал и с остальными травами. Составлял он множество и других ядов, пользуясь для этого многими растениями. Искусен был в этом деле и его ученик Алексия, не уступавший в знании учителю. Он был вообще сведущ в медицине.
(9) Все эти вопросы, по-видимому, исследованы теперь гораздо лучше, чем это было раньше. Что яды приготовляются теперь иначе, каждый видит на целом ряде примеров. Жители Коса употребляли раньше болиголов иначе: они растирали его, и также поступали и остальные. Теперь ни один человек не станет его тереть; его очищают, снимают с него шелуху (она и причиняла все затруднения, так как переваривается она с трудом), затем толкут в ступке, просеивают сквозь мелкое сито и пьют этот порошок с водой: смерть наступает легко и быстро.[1103]
17
(1) Все лекарства действуют на людей, к ним привыкших, слабее, а на некоторых и вовсе не оказывают никакого действия.[1104] С теми, кто поглощал чемерицу целыми пучками, ничего от нее не случается. Так поступал Фрасия, прекрасно, по-видимому, знавший лекарственные растения. Это же, кажется, делают и некоторые пастухи. Был один продавец лекарств, которому все удивлялись, потому что он мог без вреда для себя съесть один два ядовитых корешка. Случившийся тут пастух уничтожил целую связку их и лишил продавца его славы. Про этого пастуха рассказывали, что и он и его товарищи ежедневно съедают по такой связке.
(2) Некоторые ядовитые средства, могут стать ядом по непривычке к ним, хотя, пожалуй, вернее сказать, что от привычки они перестают быть ядами.[1105] Если природа человека принимает яд, и справляется с ним, то для него это уже не яд, как говаривал и Фрасия. Он же утверждал, что одно и то же средство является ядом для одних и вовсе не ядовито для других: он различал между природой разных людей; считал, что это нужно делать, и сам был силен в таком распознавании. К природным данным прибавляется, конечно, еще и привычка. Эвдем, продавец лекарств, очень известный своим искусством в деле их составления, побившись об заклад, что с ним ничего не случится до солнечного захода, принял очень небольшую дозу, но не смог ее переварить: его вырвало. (3) Хиосец же Эвдем пил чемерицу, и его не прочищало. Он сказал однажды, что выпьет за день двадцать две ее порции, сидя на агоре, около своего товара, и не встанет до самого вечера.[1106] Когда вечер наступил, он ушел, вымылся, пообедал, как обычно, и рвоты у него не было. Возможно, впрочем, что он предотвратил ее каким-нибудь заранее приготовленным средством: он рассказывал, что после седьмой порции он выпил порошок пемзы в крепком уксусе и позднее еще другой с вином. Пемза же обладает такой силой, что если ее бросить в горшок с кипящим вином, то она останавливает кипение, причем не только на эту минуту, но и вообще. Она, очевидно, обладает свойством высушивать, так как впитывает воздух и пропускает его.[1107] Эвдем смог переварить такое большое количество чемерицы с помощью пемзы.
1097
Все место, где идет рассказ об этом растении, очень испорчено, тем не менее смысл слов, посвященных рабам, вполне понятен. Не выдерживая своей каторжной жизни, несчастные прибегали к яду, который оказывался у иих под рукой, но, не будучи в силах выдержать жестокие физические страдания, принимали противоядие.
1098
Феофраст только что упоминал Гераклею Понтийскую, в окрестностях которой рос превосходный аконит. Но что общего между этрусками ( = тирренцами) и этой Гераклеей, лежавшей в области мариандинов (см. примеч. 147 к этой же книге)? Феофраст, вероятно, имел в виду Гераклею в Италии.
1099
Никто из древних авторов не подтверждает этого сообщения, тем более, невероятного, что набрать этой ядовитой травы, растущей по каменистым местам (а таких мест в Греции множество), ничего не стоило. Кроме того, аконит в руках человека, не умевшего приготовить из него яд, оказывался, по словам самого же Феофраста, совершенно безвредным. Текст, вероятно, испорчен.
1100
Все, что сообщает Феофраст об аконите и его действии, напоминает страшные сказки о волшебных зельях. Обычный скептицизм изменил ему на этот раз. Правда и то, что обычная для него формула «это нуждается в исследовании» прозвучала бы здесь как приглашение пойти на преступление, и Феофраст мог от нее воздержаться. Были, однако, и другие способы выразить свои сомнения. Трудно допустить, чтобы Феофраст безоговорочно принимал на веру все рассказы, ходившие об этом яде, который стал для античности синонимом всякого яда.
1101
Мантинея — значительный город в восточной Аркадии. Фрасия, так же как и ученик его Алексия, ближе не известны. Фрасия был, насколько можно заключить из слов Феофраста, дельным и внимательным врачом, считавшим, что прежде всего нужно изучить природу данного человека.
1103
рассказ Феофраста о ядах и приготовлении их чрезвычайно интересен одной подробностью: из него совершенно ясно, что яды в его время приготовлялись совершенно открыто и, по-видимому, без всякого ограничения. Плиний, живший в такое время, когда в римском обществе самоубийство считалось единственным достойным выходом, писал, что природа сжалилась над человеком и послала ему различные яды для безболезненной смерти. Мы привыкли связывать «право на самоубийство» со стоиками и с Римом времеи империи; страницы Феофраста убедительно доказывают, что в Греции IV в. до н. э. самоубийство считалось совершенно естественным и простым. Гераклид Прнтийский (писатель IV в. до н. э., автор многочисленных сочинений, из которых сохранились только выдержки у других писателей) рассказывает, например, что на Косе старики не ожидают естественной смерти, но кончают с собой, пока они еще сильны и не заболели тяжкой болезнью, с помощью какого-нибудь яда: опия или болиголова.
1105
Рассказывают, что понтийский царь Мифрадат VI постепенно приучил себя к разным ядам, начав с малых доз и постепенно их увеличивая. Поэтому, когда, окончательно разбитый римлянами (64 г. до н. э.), он решил покончить с собой, то отравиться ему не удалось: яды на него не действовали.
1106
Ни один, ни другой ближе не известны. Стоит заметить бытовые подробности из жизни античного «аптекаря»: как всякий торговец, он выносит свой товар на «площадь» — агору и сидит возле него, пока торг не кончится. по-видимому, такой «аптекарь» является и своего рода медицинским советником: покупатель спрашивал у него, какое лекарство ему лучше приобрести от его болезней.
1107
Уже Линк указывал (Шнейдер, ук. соч., III, стр. 813), что речь здесь идет не о вулканической пемзе, но о пористом известняке.