Таковы различия у этих растений и подобных им. Есть и в числе вышеупомянутых, и в числе других растений такие, у которых имеется только один вид; их очень много.
(7) Растения с полым стеблем[674] — они тоже относятся к мелким кустам, включают в свое число много видов. Тут следует, во-первых, сказать об особенностях, свойственных им всем, рассказать о феруле[675] и о narthekia и решить, относятся ли они к одной и той же группе, различаясь только величиной, или, как говорят некоторые, к разным.[676] Явно, что природа их одинакова во всем, за исключением величины: ферула достигает большой величины, a narthekia[677] — растение маленькое. Оба растения имеют по одному узловатому стеблю; из этих узлов растут листья и некие маленькие побеги. (8) Листья растут, чередуясь, т. е. не по одной и той же стороне узлов, а попеременно, и обхватывают значительную часть стебля наподобие листьев у тростника, только они больше обвисают вследствие своей мягкости и величины; листья эти крупные, мягкие и настолько изрезанные, что напоминают волосы; самые крупные листья находятся внизу у земли; чем выше, тем они меньше. Цветок желтоватый, цвета айвы,[678] и незаметный; семена похожи на семена укропа, только крупнее. У самой верхушки растение это разделяется на несколько небольших веточек,[679] на которых находятся и цветы, и семена. Цветы и семена сидят у него и по всем боковым побегам, как и у укропа. Стебель однолетний; весной сначала появляются листья, а затем уже и стебель, как и у остальных растений. Корень у него идет вглубь, и корень этот один. Такова ферула.
(9) Что касается остальных растений, то одни из них более похожи на ферулу, так как стебель у них полый. Таковы, например, сонная трава, болиголов, чемерица и асфодель. У других волокна в стебле как бы выступают наружу,[680] например у фенхеля, у «мышиной смерти» и т. п. Особенностями плодов сонной травы является черный цвет, гроздевидная форма и винный вкус.
3
(1) Наиболее замечательны и своеобразны по своим свойствам сильфий и египетский папирус: оба они относятся к растениям с полым стеблем. О папирусе мы говорили[681] уже раньше в разделе о водяных растениях; о сильфий следует сказать теперь.
У сильфия много толстых корней; стебель такой же величины, как у ферулы, и почти сходный с ним по толщине; листья, которые называются maspeton, похожи на сельдерейные; семя широкое, похожее на лист; его и называют «листом». Стебель однолетний, как у ферулы. С невступлением весны он выпускает листья, которые очищают овец, делают их очень жирными и сообщают баранине изумительный вкус. После листьев появляется стебель, который едят во всех видах, вареным и печеным; говорят, что и он очищает тело за сорок дней. (2) Сок у сильфия двух видов: один вытекает из стебля, другой из корня, почему один и называется «стеблевкой», а другой «кореневкой». Корень покрыт черной корой, которую сдирают. Собирание Сильфия подчинено особым правилам, так же как разработка рудников: сильфий разрешено собирать в таком количестве, чтобы не извести это растение, причем учитываются и способы собирания, и запасы сильфия. Не дозволяется срезать его с нарушением установленных правил и в количестве большем, чем установлено. Сок его, если он не переработан, портится и загнивает.[682] Торговцы, переправляющие его в Пирей,[683] подвергают его следующей обработке: влив его в кувшины и подмешав к нему пшеничной муки, они длительно его взбалтывают, отчего сок приобретает свою окраску и теперь, уже обработанный, может долго стоять, не портясь. Так обстоит дело с обработкой сильфия и его собиранием.
(3) Сильфий занимает в Ливии значительное пространство: говорят, больше четырех тысяч стадий. Особенно много растет его вокруг Сирта, начиная от Эвесперид.[684] Растение это, говорят, отличается тем, что оно избегает обработанной почвы, и если земля превращена в нивы, постоянно обрабатываемые, то оно уходит прочь, словно показывая этим, что оно растение дикое и в уходе не нуждается.[685] Жители Киренаики рассказывают, что сильфий появился у них за семь лет до основания их города: основали же они его лет за триста до того времени, как Симонид был архонтом в Афинах.[686]
(4) Таковы сообщаемые ими сведения. Другие рассказывают, что корень у сильфия бывает в локоть или немного больше; по середине его имеется «голова»,[687] которая поднимается очень высоко и почти выходит из земли; зовут ее «молоком». Из нее потом вырастает стебель, а из него magydaris, называемый также и «листом»: это не что иное, как семя. Когда после захода Пса начинает дуть сильный южный ветер, он разбрасывает эти семена, и из них вырастает сильфий. В одном и том же году появляются и корень, и стебель: в этом нет ничего особенного: так бывает и у других растений. Может быть, однако, под этими словами подразумевается, что стебель вырастает сразу же[688] после того, как разбросаны были семена.
675
По всей вероятности, в тексте пропуск, так как нет непосредственной связи между двумя поставленными задачами.
676
Чрезвычайно интересное указание на попытки, современные Феофрасту, а может быть, и предшествовавшие ему, внести какой-то порядок в растительный мир и найти большие или меньшие единообразные группы.
677
Шпренгель считал, что νάρθηξ — это Ferula communis L. с ее высоким стеблем и повислыми листьями, охватывающими этот стебель своим влагалищем; ναρθηκία — это Ferulago nodiflora (Mill.) Koch.
678
Буквально «айвововидный». Феофраст употребляет слово μηλινοει-δής для обозначения желтоватого цвета.
679
Эти 3—4 строчки могут служить очень наглядным примером того, как растяжима и неустойчива терминология Феофраста: слово καυλός — «стебель» употреблено у него дважды для обозначения веточек и тут же рядом в своем обычном смысле; «несколько веточек», буквально — «стеблей».
680
Слово «как бы» равняется нашему «если можно так выразиться» и свидетельствует, что термин ἐκνευρόκαυλος, которым здесь пользуется Феофраст, создан им. Во всех рукописях стоит именно такое слово, и издатели совершенно напрасно меняют его на ἐννευρόκαυλος. Предлог ἐκ- имеет иногда значение «выступающий наружу», «выдающийся».
682
Растение это составляло богатство древней Киренаики, которая обычно чеканила на своих монетах с одной стороны изображение основателя колонии Батта или Зевса Аммона, а на другой — изображение сильфия. Сохранилась киренская ваза, на которой изображен царь Кирены, Аркесилай III, сидящий на троне. Перед ним находятся огромные весы, и на них взвешивают мешки, наполненные каким-то белым волокнистым веществом, которые ставят один возле другого люди, стоящие внизу. У одного из этих людей над головой надпись: «собиратель сильфия». Растение это находилось под особым государственным контролем; из слов Феофраста следует, что какая-то часть его сдавалась государству, что существовали государственные запасы сильфия, норма которых была определена законом и должна была строго соблюдаться. Мы не знаем, к сожалению, какие правила существовали в Киренаике относительно собирания сильфия: несомненно только, что его очень оберегали и очень заботились о его сохранении. Все это резко изменилось, когда Киренаика в I в. до н. э. превратилась в римскую провинцию. Беззастенчивое хозяйничание римских наместников и римских откупщиков, думавших только о своих выгодах, скоро уничтожило заросли этого растения. Плиний («Естественная история, ΧΙΧ.39—40) рассказывает, что откупщики, снимавшие государственные пастбища в Киренаике, стравили весь сильфий своим овечьим стадам, «рассчитывая получить таким образом больший доход». Киренаика, превращенная в римскую провинцию, уплачивала свои подати Риму сильфием, как Сицилия уплачивала их хлебом. Цезарь, по свидетельству того же Плиния, в начале гражданской войны забрал из государственной казны вместе с серебром и золотом и полторы тысячи фунтов сильфия. К середине I в. н. э. сильфий стал уже такой редкостью, что Нерону поднесли как драгоценный подарок единственный, случайно найденный экземпляр этого растения.
Сильфий в греческой кулинарии занимал весьма почетное место. В греческой комедии, древней и новой, он неоднократно упоминается в качестве лакомого блюда. Среди лекарственных растений он занимал важное место: его считали очень сильным противоядием и, кроме того, употребляли еще в целом ряде случаев. Список болезней, которые лечат сильфием, составленный Плинием (ук. соч., XXII.100—106), убеждает в том, что растение это древними медиками считалось каким-то всеисцеляющим средством. К этому следует еще прибавить, что для скотоводства сильфий имел огромное значение, так как считалось, что овцы особенно отъедаются- на пастбищах, где много сильфия, и мясо их приобретает особенно приятный вкус от этого корма. Определить это исчезнувшее растение уже давно стремились и ботаники, и филологи. Его отожествляли то с Thapsia garganica L., то с Ferula tingitana L., то с Laserpitium Siler L., а Брецль высказался за его тождество со Scorodosma (ук. соч., стр. 291 и 371). Классическое описание этого растения, сделанное более чем два века назад Кемпфером, изучавшим Scorodosma foetidum около Герата в Хорасане и Фарсистане (Amoenitates exoticae, 1712), содержит действительно ряд пунктов, вполне совпадающих с рассказом Феофраста Феофраст: «корень у сильфия бывает в локоть [0.444 м] или немного больше... покрыт черной корой»...»; Кемпфер (стр. 535—539): «корень большой, тяжеловесный, снаружи черный...»; Феофраст: «семя широкое, похожее на лист»; Кемпфер: «семя плоское, листоподобное»; Феофраст: «листья сильфия... делают овец жирными и сообщают баранине изумительный вкус»; Кемпфер: «козьи стада жадно поедают его листья и от этого корма удивительно жиреют». О сильфий как о кормовом растении пишет и Арриан (Анабазис, III.28.6—7): на Кавказских горах растет только теребинт и сильфий; «... там пасут много овец и скота, потому что овцы любят сильфий. Почуяв сильфий издали, овца бежит к нему, объедает его цветы и, выкопав корень, съедает и его. Поэтому в Кирене стада угоняют как можно дальше от тех мест, где растет сильфий. Некоторые же огораживают свои участки, чтобы овцы, если и подойдут к нему, не смогли бы проникнуть внутрь, так как жители Киренаики очень ценят сильфий». Что касается сока этого растения, то Поттингер («Путешествия», 1816 стр. 108) рассказывает, что его добывали из стебля этого растения, надрезая его поближе корню, или из самого корня. Делалось это тогда, когда растение достигало полной своей зрелости и листья его из темнозеленых становились яркожелтыми (ср. Феофраста: «листья у него золотистой окраски»).
684
Ср. у Геродота, IV.169: «...сильфий растет на всем протяжении от острова Платеи [нынешний Бомба: греческие колонисты, прежде чем основать Кирену, поселились на этом острове] до Сирта». Ливия — см. примеч. 16 к кн. IV; Эвеспериды — см. примеч. 25 к кн. IV.
685
Относительно этого пункта мнения расходились, но что сильфий не рос нигде, кроме Киренаики, и что попытки акклиматизировать его терпели неудачу, это подтверждает и Гиппократ («Трактат о болезнях», 499): «... невозможно вырастить сильфий ни в Ионии, ни в Пелопоннесе, хотя многие и пытались это сделать».
687
«Головой», следовательно, называлась выпуклая верхушка корня, вылезавшая из земли. Ее называли еще «молоком», потому ли, что она была полна густого белого сока, или же потому, что корень скородосмы, если с него содрать кожицу, оказывается ярко-белого цвета. Шнейдер высказал предположение, что эта часть корня называлась «молоком» потому, что была особенно нежна и вкусна.
688
Феофраст знал, как мы видели, что у скородосмы сначала появляются листья и только потом она выгоняет стебель. Сведения, сообщаемые им в этом параграфе, он объясняет как другую версию рассказа о сильфии.