Петушиный бой[116]
Переводы И.С. Лисевича[118]
Послание к Ян Дэ-цзу[119]
Говорит [Цао] Чжи:
— Много дней не видались, но о Вас, государь мой, вспоминаю прилежно и мечтаю быть с Вами.
Я, Ваш покорный слуга, с юных лет пристрастился к твореньям изящного слова, а ныне дожил уже до двух десятков и еще пяти лет. И вот что я кратко скажу о писателях нашего века.
Некогда Чжун-сюань[120] одиноко путь свой вершил к югу от Хань-реки. А Кун-чжан словно сокол парил к северу от реки Хуанхэ. Вэй-чжан славу снискал в Синих землях, Гун-гань поражал изощренностью стиля Приморье[121], Дэ-лянь являл следы [своих дел] в Северном Вэй[122], Вы же, к чьим стопам я склоняюсь, с высоты своей взирали на государев стольный град[123]. В те времена каждый [из нас] про себя был уверен, что обрел уже Перл Священного Змея, каждый считал, что лишь он владеет сокровищем Терновых Гор[124] <...>
И тогда-то наш князь[125] в небе расставил сеть, чтобы всех уловить, и, дабы [добычу] вспугнуть, дошел до восьми скреп земных[126] <...> Ныне все [мы] собраны в сем государстве. Только теперь никто из сих многих мужей, похоже, не может уже воспарить и, оторвав стопы от земли, пролететь зараз тысячу верст.
Взять талант Кун-чжана — ему чужды оды фу и элегии цы. А ведь сколько раз похвалялся, что может сравниться по стилю с самим Сыма Чан-цином![127] Но, к примеру, рисует тигра, а выходит — собака![128] Я раньше в своих посланиях подтрунивал над ним, а он «Рассуждение» составил и в нем без конца говорит, что Ваш покорный слуга, напротив, его словесность хвалил <...> Вот Чжун[Цзы-]ци не утратил слуха, и за это его до сих пор превозносят. Не мог и я так забыться, чтобы ахать и охать, — но боюсь, что в грядущем веке теперь надо мной посмеются...
Творения и пересказы людей нашего века не могут быть без изъяна. И Ваш слуга любит, когда кто-то вышучивает, стрелы пускает в его изящнее слово. Ведь если есть что-то несовершенное — его надо тотчас поправить! Вот в прошлом Дин Цзин-ли[129] часто писал небольшие сочинения и просил меня, Вашего покорного слугу, любезно поправить их, я же отказывался, сознавая, что талантом своим ни в чем других не превосхожу. И тогда Цзин-ли [как-то] оказал Вашему покорному слуге: «Что смущает, что затрудняет Вас, князь? За красоту и убожество слога я сам отвечаю. И кому в грядущих поколениях какое будет дело до того, что Вы правили мое сочинение!» Я часто [потом] восхищался его словами — думаю, это была прекрасная беседа!
Некогда изящная словесность отца Ни[130] текла тем же потоком, что у других. Но когда он создал «Весны и осени», его ученики [Цзы] Ю и [Цзы] Ся уже не смогли изменить ни слова[131]. Кроме [«Весен и осеней»] я еще не видал ничего, о чем можно было б сказать: «Без изъяна!»
Посему, лишь обладая внешностью «Грозы Юга»[132], можно рассуждать о ее прелестях, лишь будучи столь же отточенным, как меч «Драконов источник»[133], можно судить, как тот рубит и режет. Талант Лю Цзи-сюя[134] не позволяет ему сравниться с другими писателями — тем не менее он любит бранить и хулить их сочинения, закрывая глаза на удачи и выпячивая недостатки.
Когда-то Тянь Ба[135] у Ворот Бога полей[136] ниспровергал Пятерых Владык [золотого века древности][137], обвинял Трех царей[138], охаивал Пятерых гегемонов[139] — и за какое-то утро убедил [в своей правоте] тысячи людей. Но стоило [Чжун] Ляню[140] из царства Лу сказать слово — тот замолчал до конца дней своих! Лю Цзи-сюю в споре далеко до Тяня, и нынешние чжунляни справились бы с ним без труда — так что ж не заставят его замолчать?
116
117
118
Воспроизводится по изданию: Восточная поэтика / Тексты, исследования, комментарии // М., «Восточная литература» РАН, 1996. — Прим. ред.
119
120
Цао Чжи называет каждого из «семи цзяньаньских мужей» их «литературными прозвищами» — Ван Цань по прозвищу Чжун-сюань («Ставший вторым»), Чэнь Линь по прозвищу кун-чжан («Конфуциев жезл»), Сюй гань по прозвищу Вэй-чжан («Великий начальствующий»), Лю Чжэн по прозвищу Гун-чань («Общее дело»), Ин Дан по прозвищу Дэ-Лянь («Ожерелье добродетелей»), [Оставшиеся двое: Кун жун по прозвищу Вэнь-цзюй («Подъевший изящное слово») и Юань Юй по прозвищу Юань-юй («Изначальное сокровище») — Прим. ред.].
121
124
Два легендарных сокровища Древнего Китая. Перл Священного Змея упоминается в философском трактате «Учители из Южного заречья реки Хуай» («Хуайнань-цзы», II в. до н. э). Согласно легенде, суйский князь некогда встретил раненую змею, поразившую его своими размерами. Он вылечил ее, и в благодарность та достала ему со дна р. Янцзы огромную жемчужину. О сокровище (нефрите) Терновых гор рассказывается в другом философском памятнике — «Хань Фэй-цзы». Некто Хэ нашел в Терновых горах, в южном царстве Чу, огромный кусок необработанного нефрита, но никто не признал в нем драгоценность, а нашедшему «за дерзость и обман» отрубили обе ноги. Только через много лет справедливость наконец восторжествовала, Хэ был награжден, а необыкновенное сокровище названо в его честь. Подробнее см. «Бамбуковые страницы». М., 1994, с. 107.
125
Имеется в виду отец Цао Чжи (и Цао Пи) — основатель Вэйской династии полководец Цао Цао.
126
Те же «Учители из Южного заречья...» сообщают: «За пределами Девяти областей (на которые в древности делился Китай. — И. Л.) расположены Восемь топей (видимо, по числу возможных направлений: Восток, Запад, Север, Юг и четыре промежуточных. — И. Л.), а за пределами Восьми топей расположено Восемь скреп (земных)» (см. «Вэньсюань», т. И, с. 928). Что они собой представляли, не совсем ясно, однако очевидно, что они являлись как бы «краем Земли».
127
Т. е. Сыма Сян-жу. Он жил в 179-117 гг. до н. э. Переводы его произведений см. в кн.: «Китайская литература. Хрестоматия», Т. 1, М., 1959, с. 181-194; «Антология китайской поэзии», Т. 1, М., 1957, с. 206-231; «Китайская классическая проза. В переводах акад. В. М. Алексеева», М. 1959, с. 71-76 и др. краткие сведения о нем см. в кн. «Бамбуковые страницы», М., 1994, с. 230-231.
128
По-видимому, употребительная в ханьское время поговорка. См. комментарий Ли Шаня, «Вэньсюань», т. II, с. 928.
129
130
Т. е. Конфуция. Имя «(Чжун)-ни» он получил в честь духа горы Нишань, после молений которому его мать наконец забеременела.
131
132
133
134
О Лю Цзи-сюе (Лю Бяо-цзы) известно мало. Чжи Юй (ум. в 312 г.) в своем «Описании творений изящной словесности» («Вэнъ чжан чжи») сообщает, что тот дослужился до должности губернатора (тайшоу) и создал в разных жанрах шесть поэтических произведений. См. «Вэньсюань», т. II, с. 928.
136
Бог полей (Хоу Цзи) входил в число главных божеств древнекитайского пантеона. Ему были посвящены одни из ворот столицы царства Ци. Возле них встречались и спорили философы и ораторы, подобно тому как они делали это в Греции в садах Академий. В этом смысле в нашей китаистике иногда говорят об «академии Цзися». Здесь были представлены многочисленные сторонники самых разных школ.
137
138
139
140
О Чжун-ляне нам практически ничего не известно. Сам эпизод описывается в комментарии Ли Шаня (См. «Вэньсюань», т. II, с. 928.)