О, если б мне довелось не сражаться в бою Термодонтском,
Но, уподобясь орлу, на битву взирать с поднебесья!
Плачет о доле своей побежденный, погиб победивший.[759]
Последняя строка, наверное, приходила к нему в страшных снах, и он не хотел обрекать на смерть в азиатском походе и себя, и своего сына.
Конечно, Филипп, скорее всего, вовсе не собирался оттеснять Александра в тень, но тот, отличаясь чрезмерной горячностью и неосторожностью (как показывает эпизод с Пиксодаром), не был готов внять доводам рассудка. Он приложил все силы, чтобы снискать боевую славу, а теперь его лишали отличной возможности достичь большего, в то время как отец отправлялся на завоевание новых стран. Плутарх пишет:
«Всякий раз, как приходило известие, что Филипп завоевал какой-либо известный город или одержал славную победу, Александр мрачнел, слыша это, и говорил своим сверстникам: "Мальчики, отец успеет захватить все, так что мне вместе с вами не удастся совершить ничего великого и блестящего". Стремясь не к наслаждению и богатству, а к доблести и славе, Александр считал, что чем больше получит он от своего отца, тем меньше сможет сделать сам. Возрастание македонского могущества порождало у Александра опасения, что все великие деяния будут совершены до него».
Прежнее восхищение отцом сменилось чувством неприязни, которое привело к страшным последствиям.[760]
Если вспомнить о том, что Александр скрывался в Иллирии и что Павсаний был родом из Орестиды в западной Македонии, то предположение о том, что Александр и его мать были замешаны в заговоре, использовав в качестве орудия готового на все Павсания, не кажется таким уж неправдоподобным.[761] Можно ли считать случайным совпадением, что Филипп был убит на следующий день после свадьбы своей дочери и Александра Эпирского, при том что этот брак должен был снизить влияние Олимпиады при эпирском дворе? Или что Александр недавно узнал о планах Филиппа отправиться в азиатский поход без него?
И совпадение ли то, что в 331 году, посетив оракула Зевса-Аммона в оазисе Сива в Египте, Александр спросил, «все ли убийцы Филиппа понесли наказание?»[762] Отцеубийство во все времена считалось самым гнусным преступлением. Он приехал к оракулу по многим причинам, но с чего бы ему задавать вопрос об убийстве отца, которое случилось пять лет назад, если только его самого не касались подозрения в соучастии? Подозрения прилипчивы, и если они сохранялись, то очиститься от них полностью можно было с помощью бога, подтвердившего, что все причастные к убийству Филиппа действительно уже наказаны.
Глава 14
После Филиппа
Реакция
Убийство Филиппа имело далеко идущие последствия, не последним из которых стало восстание греков против македонской гегемонии. По словам Эсхина,[763] первыми весть о смерти Филиппа в Афины принесли разведчики афинского полководца Харидема, который в то время, возможно, занимался какими-то тайными военными приготовлениями во Фракии. Вне себя от радости, Демосфен убедил Совет устроить благодарственное жертвоприношение и наградить венком Павсания, убийцу Филиппа, а затем «появился среди народа в светлом, красивом плаще, с венком на голове, хотя всего за семь дней до того умерла его дочь».[764] По этому поведению можно судить о степени его ненависти к Филиппу, так как он обожал свою дочь, а траур обычно длился месяц.
В Македонии смерть царя вызвала смятение и крайнее замешательство:
«Так как в войске Филиппа были разные народности, то, когда он был убит, все они восприняли это по-разному. Одни, угнетаемые несправедливым рабством, конечно, стали надеяться на получение свободы; другим надоела долгая служба, и они радовались тому, что избавились от похода в Азию; некоторые сокрушались о том, что факелом, зажженным для свадьбы дочери, пришлось поджечь погребальный костер отца; а друзей [царя] при столь неожиданной перемене охватил великий страх. Они представляли себе то Азию, вызванную на бой, то Европу, еще не укрощенную, то иллирийцев, фракийцев, дарданов и другие варварские племена, верность которых была сомнительна, которые в душе были предателями, — если бы все эти народы одновременно отложились от Македонии, устоять было бы невозможно».[765]
760
Подробнее см. Е. Fredricksmeyer, 'Alexander and Philip: Emulation and Resentment', CJ 85 (1990), pp. 300–15, Ian Worthington, Alexander the Great, Man and God, rev. and enl. edn (London: 2004), pp. 37–43.
761
Мое мнение (которое нельзя назвать исключительным) не принимается во внимание Карни, см. Carney, 'Politics of Polygamy', pp. 169–89, которая также рассматривает прочие теории.
762
Плутарх, Александр 27.8–10; ср. Диодор 17.51.2–3, Квинт Курций Руф 4.7.27, Юстин 11.11.2–12.
763
Эсхин 3.77; ср. Плутарх, Демосфен 22.1 (Демосфен получил тайные известия о смерти Филиппа).
764
Эсхин 3.77, 3.160; ср. Плутарх, Демосфен 22.3, Фокион 16.6, [Плутарх], Moralia 847b. Цитатируется Плутарх, Демосфен 22.3.