Военные реформы, составлявшие саму суть политики объединения Македонии, которой следовал Филипп в первые годы своего царствования, лежали в основе и экономического развития страны.[802] Он сосредоточил основные усилия на правильном использовании природных ресурсов и поощрении торговли. Интересно, что даже в ранних походах (в 358 году против пеонов и иллирийцев) Филипп не упускал из виду торговые пути, а с расширением македонских границ в южном и восточном направлениях он всегда обращал на них особое внимание. Македония уже была богата сельскохозяйственными землями, и Филипп существенно увеличил это богатство благодаря своим завоеваниям, а также активно занимался освоением земель и ирригацией. Значительную пользу торговле и путям сообщения приносило строительство новых дорог и городов; по мере того как небольшие поселения превращались в организованные города, развивались городские центры, как показывают достижения в области городского планирования, управления и социальных структур.[803] Государственная казна также пополнялась доходами от налогов, пошлин и портовых сборов из тех мест, которые при Филиппе вошли в состав Македонской державы (таких как Фессалийский союз и Фракия), не говоря уже о военной добыче (например, 20 тысяч скифских лошадей).
Особенно серьезно Филипп относился к поощрению добычи руды и чеканки монеты. Он пересмотрел стандартный вес монет, ранее выпускавшихся в Македонии, и выпустил новую стандартную монету.[804] Его новые серебряные тетрадрахмы (рис. 6 и 13) весили 14,5 г, подобно своим аналогам, которые чеканились Халкидским Союзом и Амфиполем, и были главной серебряной монетой региона до середины 340-х годов. Его новые золотые статеры (рис. 15) весили 9,5 г и вытеснили персидский дарик, который до того являлся основной золотой монетой. Была выпущена и новая большая бронзовая монета вместо прежних серебряных монет низшего номинала. Все они чеканились в Пелле (где располагался главный монетный двор), Амфиполе и Филиппах (где до 348 года выпускалась серебряная монета, а после — золотая) и получили широчайшее распространение. Это сразу вывело Македонию на международный рынок. Вне зависимости от того, в каком состоянии Филипп оставил македонскую казну на момент своей кончины, успех его экономических реформ очевиден, а македонская валюта стала сильнейшей в Европе.
Благодаря Филиппу коренным образом изменились отношения между греками и македонянами. Став царем, он первым делом поставил перед собой задачу обезопасить македонские границы, используя для этого по необходимости дипломатию, обман и военную силу, и положить конец иностранному вмешательству во внутренние дела. Макиавелли, несомненно, одобрил бы средства, которыми он достиг этой цели, поскольку, насколько нам известно из Юстина, Филипп был «одинаково склонен и к милосердию, и к вероломству» и «на словах обещал больше, чем выполнял». И разве не стали бы мы ожидать от царя, сражающегося за объединение своего царства, безопасность границ и уничтожение влияния со стороны враждебных греческих государств, что друзей он будет «ценить по выгоде, а не по достоинству»? Хотя мы на самом деле можем считать политику Филиппа макиавеллианской, нельзя заходить так далеко, как Черчилль, и называть его античным Гитлером.[805]
Успехи Филиппа во внутренних делах естественным образом привели его к участию в общегреческой политике. Во время первой войны с афинянами он так и не двинулся на юг; только во время Третьей Священной войны союз с Фессалией и просьба фессалийцев о помощи заставили его лично двинуться в Среднюю Грецию. Впрочем, это никоим образом не подразумевает какого-либо намерения подчинить себе всю Грецию: возможно, в его планы входило лишь помочь в войне с фокейцами, заключить мир и союз с Афинами, а затем отправиться домой.
Однако события повернулись по-другому. Поражение от Ономарха и последовавшие за этим волнения среди его воинов сыграли ключевую роль. Филиппу пришлось приложить определенные усилия для того, чтобы восстановить свой авторитет, но ради безопасности Македонии и для собственного блага он не мог допустить повторения подобной ситуации, особенно если бы она вызвала смуту в Верхней Македонии. Очевидно, что он не сумел бы занять армию, держа ее в пределах своей страны, поэтому он решил принять более активное участие в греческих делах. Это ярко проявилось в театрально обставленном возвращении, когда его воины надели лавровые венки, а сам он провозгласил себя Спасителем Аполлона. В результате он получил возможность взять реванш у Фив, которые издавна вмешивались в македонскую внутреннюю политику и где он провел несколько лет в заложниках. Завершив Третью Священную войну и заключив мир с Афинами в 346 году, Филипп стал силой, с которой греки были вынуждены считаться. Вряд ли и сам он, и греки могли предвидеть это во время его вступления на престол, когда Македония была погружена в хаос.
802
H. Montgomery, 'The Economic Revolution of Philip II — Myth or Reality?', SO 60 (1985), pp. 37–47. Автор полагает, что этой связи не существовало и что Филипп не проводил экономических реформ, которые ему обычно приписывают. Монтгомери во многом опирается на речь Александра в Опиде, которую они считает позднейшим вымыслом. Однако его взгляды были оспорены Хэммондом, см. N. G. L. Hammond, 'Philip's Innovations in Macedonian Economy', SO 70 (1995), pp. 22–9. См. также Hammond, Macedonia 2, pp. 657–71 и Hammond, Macedonian State, pp. 177–87.
803
См. F. Papazoglou, Les villes de Macedoine a l'epoque romaine (Paris 1988); cp. M. Siganidou, 'Urban Centres in Macedonia', в книге J. Vokotopoulou (ed.), Greek Civilization: Macedonia, Kingdom of Alexander the Great (Athens: 1993), pp. 29–31.
804
См. V. Poulios, 'Macedonian Coinage from the 6th Century to 148 BC', в книге J. Vokotopoulou (ed.), Greek Civilization: Macedonia, Kingdom of Alexander the Great (Athens: 1993), pp. 83–103; см. также Hammond, Macedonia 2, pp. 662–6 и особенно G. Le Rider, Le monnayage d'argent et d'or de Philippe II frappft en Масёгіоіпе de 359 a 294 (Paris: 1977).