Восстание продолжалось уже пять лет, и Филипп будучи еще регентом, во время ассамблеи, которая выбрала его королем весной 1328 года, заручился поддержкой графа Фландрии, пообещав ему, как мы уже упоминали, свою помощь в борьбе с мятежниками. Людовик Неверский напомнил королю о его обещании, когда приехал для принесения оммажа, поскольку, в соответствии с условиями вассального договора, сюзерен должен был защищать своего вассала[202]. Филипп был человеком слова и сразу после коронации внес этот вопрос на обсуждение в королевском Совете[203]. Согласно хроникам, многие советники выражали свое нежелание участвовать в это деле, побуждая короля отложить вмешательство до следующего года. Память о разгроме при Куртре была еще слишком свежей, к тому же осенью 1315 года Людовик X пережил унижение "грязевого похода", по окончании которого был вынужден вернуться во Францию с деморализованной армией, даже не вступив в сражение[204]. Только коннетабль Гоше де Шатийон оказал Филиппу полную и искреннюю поддержку, и его слово было очень весомым: посвященный в рыцари еще в 1270 году, в возрасте двадцати лет, Гоше, до Филиппа служил пяти королям Франции. Опираясь на мнение коннетабля, король решил собрать армию, призвав своих вассалов следовать за собой знаменитой фразой: "Кто любит меня, пусть следует за мной!"[205] Войска собрались в Аррасе 31 июля 1328 года[206].
Подготовка к походу не ограничилась чисто военными приготовлениями. Ожидая, пока армия соберется, король совершал в Париже многочисленные богослужения, чтобы обеспечить себе божественную поддержку. 8 июля Филипп даже отправился в Шартр, городской собор которого стал популярным местом паломничества по мере развития культа Девы Марии. Вполне естественно, что Филипп, бывший граф Шартра, почитал эту святыню. Если он отправился туда в преддверии военной кампанией, то потому, что в случае победы король мог похвастаться тем, что находится под покровительством самого Бога, что укрепляло его право на царствование. Поэтому ставки для "обретенного короля" были высоки… В акте от 12 июня он также попросил архиепископа Реймса, аббата Сен-Дени и епископов Санлиса, Турне и Теруана объявить мятежных фламандцев отлученными от Церкви и наложить на их города интердикт[207]. После этого война против фламандцев стала выглядеть вполне справедливой.
Король также посетил аббатство Сен-Дени, чтобы поднять орифламму (oriflamme). Это алое знамя, возможно, прикрепленное к позолоченному древку копья, впервые упоминается в 1124 году, аббатом Сугерием, описавшим битву между Людовиком VI (1108–1137) и императором Генрихом V. Отожествленная со знаменем Карла Великого и упоминаемая в нескольких поэмах, включая Песнь о Роланде (La Chanson de Roland), орифламма символизировала покровительство, которую обеспечивал королю Святой Дионисий (Сен-Дени). С 1124 года этот ритуал стал обязательным условием для начала любой военной кампании. Церемония происходила в виде торжественной мессы, во время которой на алтарь помещались мощи Святых Дионисия, Рустика и Элевтера. После канонизации Людовика IX (1297) к ним добавлялись и мощи этого святого короля. Орифламма получала благословение аббата и вручалась королю, который, в свою очередь, передавал ее специальному знаменосцу. Последний отвечал за орифламму до возвращения ее в аббатство по окончании кампании[208]. На этот раз почетная обязанность знаменосца была доверена Милю де Нуайе. Он тоже был верным рыцарем королей Франции, которым начал служить еще в 1295 году, при Филиппе IV, и в свое время занимал должность маршала (1303–1315), а с 1324 года стал одним из двух президентов Счетной палаты.
202
"Примерно в это время граф Фландрии, Людовик, принес
203
Согласно Гийому де Нанжи, Совет состоялся в Реймсе сразу после церемонии коронации, в то время как
207
208