То, что они так и лежали рядом, было больше чем совпадение: я счел это знаком. Глядя в лицо сестры, я понял, кто я такой. Гнусный мародер, вот кто. Чувство вины пересилило голод. Я перестал нырять и твердо решил уйти вслед за ними.
Я вскидываю на плечи свой тяжелый рюкзак, выхожу на карниз, прыгаю и плыву – не делать же этого прямо здесь, перед домом. Лучше там, ближе к центру, где стоит полузатопленный Колизей. В голове у меня стихи Байрона, которые я учил в школе:
Я хватаюсь за арку, прижимаюсь лбом к камню, прощаюсь – и ухожу в глубину. Соленая вода заливает рот: мерзкое это дело, топиться. Начавшийся прилив утягивает все глубже. Адреналин зашкаливает, и Анджелика, могу поклясться, орет мне в ухо: «Всплывай, идиот! Всплывай!» Но я подавляю инстинкт и продолжаю опускаться на дно.
Кто бы сейчас поверил, что я спортсмен. Захотел бы – всплыл за считаные секунды, но я не хочу, вот в чем дело.
Голова показывает путаный фильм для меня одного. Я уже засыпаю – и вдруг слышу моторку над головой. Непорядок, подсказывает не совсем уснувшее сознание. Лодкам запрещено выходить в дневные часы – это одно из новых правил, принятых после Allagare Grande. Спасатели могут и нарушить, конечно… если утопающего заметят.
Сознание возвращается ко мне в полном объеме, стремление к смерти уступает место стыду. Не хватало еще, чтобы спасатель прыгал в море и боролся с приливом, вытаскивая меня. Не годится так уходить.
Я скидываю рюкзак и делаю то, что мне велела сестренка: всплываю. Голова выскакивает наружу, хлебая сладкий, чудесный воздух. Мотор все ближе. Я приподнимаюсь, машу руками и кричу пропавшим куда-то голосом:
– Я здесь! Не надо прыгать!
Но это не спасательный катер. Это катамаран с синей надписью «Европейское космическое агентство».
Что делает ЕКА в этом месте и в этот самый момент?
Мужчина и женщина, стоящие на носу, целенаправленно изучают местность. На женщине военная форма – темно-синяя, итальянская, на мужчине деловой костюм и футболка с девизом ЕКА. Меня они, к счастью, не замечают.
Не думал, что меня еще можно чем-нибудь удивить, но случилось именно это. Не пытаясь больше уйти на дно, я плыву вслед за катамараном. ЕКА не зря явилось в наш бывший город, столь важное событие я не хочу пропустить.
Одолеваю брассом последний отрезок вспененной воды. Вот он, наш «Пансион Даниэли», вывеска на крыше так и осталась. Катер поворачивает к палаццо Сенаторио, к мэрии. На причале стоит премьер-министр Винсенти с женой Франческой и дочерью Эленой, лучшей подружкой моей сестры.
Я задерживаю дыхание и ныряю, чтобы они меня не увидели. Что я буду отвечать, если спросят?
Вечность спустя выныриваю. Премьер с женой ушли в дом вместе с двумя людьми из ЕКА, но Элена еще тут и снимает лодку на камеру. Я тоже попадаю в кадр и моргаю от вспышки. Вот черт, заметила!
– Лео? – Элена выбегает на край причала. – Ты что здесь делаешь?
Можно бы выдумать что-нибудь – решил, мол, поплавать с утра пораньше. Только не поверит она, врать я никогда не умел. Сразу догадается по моей физиономии, что я задумал сделать.
– Buongiorno, Элена, – кричу я в ответ. – Ничего… долгая, в общем, история.
Да, как же. Теперь от нее не отвяжешься – можно с тем же успехом на суше поговорить.
Я подплываю, подтягиваюсь, вылезаю на причал. Ноги трясутся, с одежды течет на доски.
– Хорошо хоть разулся перед заплывом – почему ж не разделся? – говорит Элена и вспыхивает. – Я не то хотела сказать… сейчас принесу тебе что-нибудь сухое. Стой тут.
– Спасибо. – Я стараюсь не смотреть на нее. Не потому, что смущаюсь, а потому, что каждый раз вижу с ней рядом мою сестру. Зря я увязался за этим дурацким катером.
Вверху, на пешеходной дорожке, слышатся чьи-то шаги: мои соседи, поднявшись необычайно рано, тоже идут в палаццо Сенаторио. Все чудней и чудней.
Элена приносит большое пальто, которое я надеваю прямо на мокрое. Она хочет о чем-то спросить, но я опережаю ее.
– Что вообще происходит? Зачем люди из ЕКА приехали в Рим?
– Ты что, правда не знаешь?
– Нет…
– Так отбор же. Сегодня объявят имена двадцати четырех!
– Двадцати четырех? – Знакомые слова, вроде забытого вкуса во рту. Я знал их еще до того, как Рим затопило, до того, как все потерял. – Европа! – выпаливаю я.
Элена кивает с легкой улыбкой.
В памяти всплывают обрывки прошлого. Мы с Анджеликой и родителями смотрим в прямом эфире пресс-конференцию ООН: мировые лидеры объявляют, что человечество находится в состоянии войны со своей планетой. Листовки о новой миссии распространяют официально, и мы узнаём о плане заброски молодых астронавтов на Европу, наиболее перспективный спутник Юпитера. На следующей неделе в нашей школе появляются «скауты» для отбора кандидатов. «Только молодежь может сосуществовать с радиационностойкими бактериями, которые обеспечат человечеству будущее на новой планете, – говорят ученые в телевизоре. – Только молодежь будет способна к воспроизводству, когда Европа станет пригодной для колонизации».